Аурелия Хогарт - Полцарства за любовь Страница 25

К сожалению, теперь это уже было невозможно.

Боль Остин немного утихомирил, приняв две таблетки аспирина, который нашелся все в той же аптечке. Запивать его из горлышка большой пузатой емкости было неудобно, тем не менее Остин не сразу сообразил, что можно перелить часть воды в меньшую бутылку. Его мыслительные способности как будто сократились вдвое, голова была словно в тумане.

Едва ли не первой более или менее отчетливой мыслью Остина было — почему никто не звонит? Неужели он находится в зоне недосягаемости? Или его мобильники выключены? Нет, не может быть, чтобы оба сразу.

Однако исследование карманов показало, что он заблуждается относительно количества имевшихся в его распоряжении средств связи. То, что он считал вторым сотовым телефоном, на самом деле было бумажником. Который он, кстати, вчера вынимал как минимум дважды. Но в его мозгу будто произошел сдвиг, что и немудрено при сложившихся обстоятельствах.

Сначала у Остина был один сотовый телефон, но очень скоро он обзавелся вторым. Первый остался, Так сказать, общим, а номер второго знали далеко не все. Сейчас Остин вспомнил, что общий телефон остался на его рабочем столе, а второй находился при нем, в кармане брюк. Начальству банка и сотрудникам был известен общий номер. Этим и объяснялось, что личный телефон молчал.

Раздумывая над этим, Остин сам не заметил, как снова задремал — явно благодаря аспирину, который все-таки уменьшил боль в раненом плече.

Следующее пробуждение наступило в начале десятого, и, как ни странно, именно от трели мобильника. Остин как вынул его, так и оставил в ладони, с ним и уснул. И теперь уставился на него так, словно это был не телефон, а адская машинка.

Появившегося на дисплее номера он не знал, поэтому у него еще оставалась надежда, что кто-то попросту ошибся. С другой стороны, не ответив, он мог пропустить что-то важное.

В конце концов Остин нажал на кнопку, но не проронил ни звука. Молчал и слушал.

Как ни странно, голос звонящего показался ему знакомым. Вернее, звонящей. Потому что это была… Нэнси!

— Эй, только не отключайся! — произнесла она первым делом. — Слышишь, ты… э-э… Остин? Иначе стану звонить, пока у тебя мобильник не раскалится добела! Можешь молчать, если хочешь, но я знаю, что ты меня слышишь.

Минутку поразмыслив, Остин пришел к выводу, что ничем не рискует, ответив этой девице.

— Что тебе нужно? — Он не узнал собственного голоса. Так хрипло, отрывисто, раздраженно мог говорить только закоренелый преступник. — И как ты узнала этот номер? — Второе интересовало его даже больше, чем первое.

— А, все-таки откликнулся! — обрадовалась Нэнси. — Грубиян… Мог бы ради приличия поздороваться, спросить, как я себя чувствую, как моя нога и все такое.

— Не я прострелил тебе бедро, — сухо заметил Остин, машинально оглядываясь по сторонам. Вокруг по-прежнему не было ни души, с трассы тоже не доносилось ни звука. — Это сделал один из твоих дружков.

— Мразь! — зло бросила Нэнси.

Услышав это, Остин хотел было разъединиться, но в следующее мгновение выяснилось, что оскорбление адресовано не ему.

— Он не только мне бедро продырявил, он моего Лаки прикончил, ублюдок! А сам ногтя его не стоил. Бедняжка Лаки, он, наверное, до сих пор лежит там, на обочине. Когда я ехала обратно, видела его.

— Как ты выбралась? — Остин и не думал ничего спрашивать, само вырвалось. Просто оба они оказались в одинаковой ситуации — раненые, в безлюдной местности, без всякой помощи. Некоторым преимуществом Остина было то, что с места перестрелки он укатил на принадлежавшем Нэнси «олдсмобиле». Она же осталась без средств передвижения, так как скатившийся в овраг и врезавшийся в камни серый седан вряд ли годился для езды. Кроме того, в отличие от Остина Нэнси нельзя было привлекать к себе внимание — сам-то он в тот момент пребывал в счастливом неведении относительно того, что его тоже считают преступником.

— Как выбралась? — Чувствовалось, что Нэнси усмехается. — Никогда не догадаешься! Я не такая беспомощная, как может показаться. Сделала жгут, перетянула бедро полоской ткани от собственных джинсов, потом перевязала рану — и все!

Занималась почти тем же, что и я, мрачно подумал Остин.

— Хочешь, чтобы я поверил, что ты руками разорвала джинсы?

— Зачем? — ехидно хохотнула Нэнси. — Зачем рвать, если можно разрезать! Фред всегда таскал с собой нож, вот я этим и воспользовалась. С паршивой овцы хоть шерсти клок…

Нетрудно было догадался, что Фредом она называет водителя серого седана. Значит, кроме пистолета у него был еще и нож.

— Выходит, в Даллас возвращалась без штанов? — Остин сам удивлялся, почему разговаривает с этой девицей. Скорее всего, необходимость в общении, пусть даже таком странном, была продиктована текущими потрясениями.

В мобильнике вновь прошелестел хохоток.

— Нет, в штанах Фреда!

И охота же ей шутить, подумал Остин. Но затем понял, что в услышанной фразе нет ни малейшего намека на юмор.

— Это рубашка у него была испорчена, кровью залита, а штаны целехоньки, — продолжила Нэнси. — Оставалось только стянуть их с этой мрази и надеть на себя.

Неплохой ход, промелькнуло в голове Остина, вспомнившего, что Нэнси и без того была одета как мужчина, из-за чего он поначалу принял ее за парня. Так что у нее все сложилось неплохо.

— А к боли мне не привыкать. В детстве меня пьяный отчим чуть ли не каждый день ремнем воспитывал, а иногда и шваброй. Однажды ребро сломал, вот где боль была! Но если думаешь, что меня в больницу отвезли, то ошибаешься. Отчим матери запретил врача вызывать, сказал, ребро само срастется, заживет как на собаке. И срослось! Вместо обезболивающего папашка полстакана дешевого виски наливал. Так что простреленные мышцы — это мне тьфу! Дома антисептиком обработала, таблеток наглоталась, и будто ничего и не было.

Слушая Нэнси, Остин пришел к выводу, что у нее даже можно кое-чему поучиться. Если она бодрится, значит, и ему нечего раскисать.

Вот и первая польза от беседы, мрачно усмехнулся он.

— А ты спрашиваешь, как выбралась… — Похоже, у Нэнси тоже была потребность в общении, она говорила не переставая. — Когда немного оклемалась, выкарабкалась на шоссе, а там, не поверишь, всего минут через двадцать появился фургон. Такая, знаешь, здоровенная фура, на которой пиво возят. На ней я в Даллас и вернулась. Шофер слушал плеер и даже не спросил, как я очутилась на трассе. Вот так… Вечером я уже дома телевизор смотрела. — Нэнси на минутку умолкла, словно предоставляя Остину возможность что-то ответить. Он подобной любезностью не воспользовался, поэтому вновь заговорила она: — Спросишь, почему так подробно рассказываю… Так ведь ты теперь один в курсе всего. Лаки, дружка моего, Фред прикончил, потом я пристрелила его самого, Кидди еще раньше в банке пришили, так что только ты остался. Все знаешь, и баксы у тебя. Эх, жаль я промазала, когда в тебя стреляла. Если бы попала, денежки сейчас были бы при мне и зажила бы я как королева!