Элизабет Хой - Пейзаж с незнакомцем Страница 25

– Ну и везунчик! – подхватил первый голос. – В тот же момент, как пароход причалил к берегу, нашему Глену на глаза попалась очаровательная дочка Роумейна, и он начал изобретать всевозможные способы подобраться к ней.

– А действительно, как ему это удалось? – прошептал второй голос.

– Спроси лучше, как он ухитрился! – воскликнул голос номер один. – Совпадение, с которого начались все романтические приключения! Кажется, малышку чуть не столкнула в воду корзина подъемного крана, а наш герой Харни, оказавшийся под рукой, спас ее и отвел в ближайшее кафе, чтобы она пришла в себя. После этого, конечно, все пошло как по маслу. Чудо свершилось: она пригласила его на виллу, чтобы познакомить с отцом.

– Но я слышал, что Роумейн наотрез отказывается от свиданий с прессой и телевизионщиками?

– Не будь наивным, Майк! Ты думаешь, Харни рассказал им, что он как-то связан со средствами массовой информации? Ну нет, мой мальчик! Наш хитрый друг выдал себя за литератора, работающего над книгой о боевом прошлом Зелена! – Раздался смешок. – Потом произошло второе совпадение: Харни увлекся маленьким собором… довольно искренне… Теперь только представь, что происходит! Роумейн пишет, как он считает, величайшую в своей жизни картину, главным объектом которой является собор! Харни удалось так задурить старику голову, что тот согласился снять серию телевизионных передач, чтобы донести свой шедевр до широкой публики уже следующей зимой!

– Боже правый! – простонал тот, которого звали Майком. – Какая сага! Когда Харни все это тебе рассказал?

– Вчера вечером, когда ты пошел спать. Мы выпили немало местной сливовицы, и парень стал разговорчивее обычного. Не то чтобы он рассказал мне эту историю в том виде, в котором я рассказываю тебе. В его рассказе было гораздо больше благородства… но я добавил для тебя перца!

– А завтра мы отправимся на виллу и будем делать снимки с шедевра! – размышлял Майк. – Я до сих пор не могу в это поверить. Харни, золотой мальчик, любимчик компании! Как ты смотришь на то, чтобы выманить его из офиса, или где он там находится, и хорошенько подпоить? Наверняка сейчас он уже отослал в Лондон отчет о своем грандиозном успехе.

Дженни сквозь несколько помутненное сознание услышала, как они встали и ушли. Она в глубоком отчаянии закрыла глаза. Внутри у нее словно все окаменело, ей казалось, что она никогда больше не сможет двигаться. Глен Харни узнал ее в то утро, когда она стояла на набережной, ожидая, пока причалит пароход. И каждое слово, которое он произнес с того момента, было ложью. Дура, какая же она дура!

Но она все еще не могла осознать услышанное. Когда Джон в конце концов вернулся, извинившись за долгое отсутствие, она небрежно засмеялась и сказала, чтобы он не беспокоился.

– У меня такое чувство, будто я побывала в космосе! Кажется, я на секунду-другую задремала, и мне привиделся невероятный сон. Какой-то кошмар! – Она содрогнулась, произнося эти слова.

– Дорогая, ты, наверное, гораздо больше устала, чем хочешь признаться, если задремала, сидя здесь! Ты уверена, что все в порядке? Может быть, я отвезу тебя домой, чтобы ты спокойно поела и пораньше легла спать? – встревожился Джон.

– Нет, нет, Джон, дорогой, я в полном порядке! Наверное, это все солнце и море. Я сейчас выпью чего-нибудь приятного и холодного и буду свежа, как весенний дождь, и готова отведать роскошной еды, которую ты мне обещал, а потом потанцевать!

Он вывел ее на террасу, где, она знала, не было Глена Харни и его операторов. Она выпила два кампари, что окончательно увело ее в какой-то нереальный мир и сделало неестественно разговорчивой во время всего обеда. Потом они танцевали, но вскоре Джону этого показалось недостаточно, и он повел ее по саду на частный песчаный пляж «Славонии». Здесь не было света, если не считать фосфоресцирующего блеска моря и сияния звезд. Луна еще не взошла, поэтому ночь была темной и тихой. Джон заключил ее в объятия и стал целовать. Он снова сказал, что любит ее, хочет ее.

– Ты такая красивая, такая очаровательная! – шептал он, целуя ее губы. – Я не могу представить ничего более замечательного, нежели всю оставшуюся жизнь заботиться о тебе, сделать тебя счастливой!

Что-то шевельнулось в ее замороженном сердце, боль, причиной которой было не горе и не жалость к себе, а внезапное прозрение. Она чувствовала доброту Джона, его чистоту, незатейливую преданность. На глаза навернулись слезы. Она была благодарна ему и чувствовала себя недостойной его.

Джон немного отстранил ее от себя.

– Что такое, любимая? Почему ты всегда рыдаешь, когда я тебя целую?

– Ты такой хороший, – прерывисто ответила она. – Такой искренний, такой надежный… такой добрый.

– Это похоже на рекомендацию домашней прислуги, – усмехнулся он, и Дженни обнаружила, что еще способна смеяться. – Вот так-то лучше! – подбодрил он ее. – Второй раз за два дня ты плачешь в моих объятиях. Ты по-прежнему беспокоишься из-за отца?

Она положила голову ему на плечо, и его крепкие объятия послужили ей утешением.

– Не из-за отца, – ответила она, потому что настала пора покончить с недосказанностью, существующей между ними. – Из-за себя. Я недостаточно хороша для тебя, Джон… Нет, не перебивай! – Она мягко закрыла рукой его губы. – Мне кажется, я слишком поверхностно думала о нас. Ты был со мной, и я принимала нашу дружбу как нечто само собой разумеющееся. А потом, когда ты заговорил о женитьбе… я вдруг прозрела.

– Но, дорогая, если ты так чувствуешь, не надо заводить речь о свадьбе. Пока ты не будешь готова. Я был совершеннейшим эгоистом…

– Нет, нет! – перебила она его. – Это я была эгоисткой и дурой, не понимая, какой ты замечательный человек.

– Ну же, дорогая! – смущенно остановил ее Джон. – Я вовсе не замечательный и не совсем бескорыстный.

– Ты замечательный, Джон. – И она с такой откровенностью снова посмотрела ему в лицо, что он снова принялся ее целовать.

– Я хочу сказать, что буду горда стать твоей женой, – заявила она.

Это правда, убеждала она себя. Джон сильный, а главное – искренний. Он никогда ее не обманет. И он любит ее. Джон отныне и до конца ее дней будет помогать ей во всем. А она в ответ научится забывать о себе, служить ему… любить его так же преданно, как он любит ее.

Остаток вечера прошел для Дженни как во сне. Некоторое время они с Джоном танцевали. Дженни все время посматривала в холл, но Глена Харни там не было. Она уговаривала себя, что не боится встречи с ним. Теперь ей было безразлично, увидит ли она его снова. Для нее он перестал существовать, и девушка с мрачным удовлетворением решила, что сейчас он где-нибудь до бесчувствия напивается со своими ушлыми молодыми коллегами и хвастается, как ему удалось втереться в доверие к неуловимому Эдриэну Роумейну. Если при мысли об этом она и распалялась гневом, то этот гнев ее стимулировал и позволил в оставшуюся часть вечера убедительно изображать веселье.