Триш Мори - На ее условиях Страница 26

Фелипе выпустили из больницы на следующий день, только потому, как узнала Симона, что Алесандер договорился о круглосуточной сиделке. Доктора предупредили девушку, что ее деду осталось недолго. Но свадьбу старик вспоминал с удовольствием.

Зима подкрадывалась к винограднику. Фелипе сидел в своем кресле у окна, за которым с лоз облетали листья. Глаза старика были полуприкрыты, он не ответил, когда Симона негромко окликнула его, так что она решила, что он спит. Симона потянулась за его кружкой и вздрогнула от неожиданности, когда узловатые пальцы сомкнулись на ее запястье.

— Mi nieta![2]

— Si. Что случилось, Abuelo?

— Я хочу тебе кое-что сказать, — прошептал Фелипе, оглядываясь по сторонам. — Давно пора было… Алесандер здесь?

Симона покачала головой:

— Нет, он где-то на винограднике. Найти его?

— Нет. То, что я хочу рассказать, оно для тебя одной. Сядь рядом.

— В чем дело? — спросила девушка, придвигая кресло.

Старик сипло вздохнул:

— Я должен тебе рассказать. Мне не так уж долго осталось…

— Нет, Abuelo, не говори так.

Фелипе погладил ее по руке, словно это Симона нуждалась в утешении и сочувствии.

— Доктора уже мало что могут для меня сделать. Но послушай, с тех пор как ты приехала и вышла замуж — я никогда не был счастливее. Спасибо, что осветила остаток моей жизни, mi nieta.

— Пожалуйста, Abuelo, не надо…

— Надо-надо. Разве ты не видишь, что сделала? Ты дала мне надежду. Ты объединила два рода, которые больше чем за сто лет едва друг другу слово сказали.

Симона опустила голову. Если бы он знал, он не благодарил бы ее. Но она нашла в себе силы на улыбку:

— Я рада, что ты счастлив, Abuelo.

— Больше чем счастлив. Это давняя ссора, я не думал, что увижу, как она закончится. Но Алесандер хороший человек. Хотел бы я иметь такого сына, как он. — Со вздохом старик опустил голову. Симона подумала, что он вернулся мыслями к прошлым сожалениям, но Фелипе вдруг снова взглянул на нее: — Ты знаешь, что случилось?

— Алесандер рассказал. Твой дед сбежал с невестой Эскивеля.

— А, si, так и было. — Он кивнул и выдохнул кашляющий смешок, потом снова стал серьезным. — А он сказал, что было потом?

— Только то, что ссора и взаимная нелюбовь между семьями затянулись на сто лет.

— А про остальное не сказал?

Симона перебрала свои воспоминания о том разговоре.

— Нет, больше я ничего не помню.

— Значит, не сказал, — кивнул ее дед, — Может, и к лучшему. Все равно теперь это уже не важно.

— Что, Abuelo? — спросила Симона, замерев. — Что не важно?

— Когда было уже поздно, когда его невеста уже стала женой другого, Ксальбедер Эскивель поклялся отомстить семье Ортксоа. Он поклялся выжить нас с нашей земли раз и навсегда. Сто лет это было целью Эскивелей, вот почему нам приходилось так сражаться с ними. — Фелипе вгляделся в глаза внучки с улыбкой, какой Симона раньше не видела. — Теперь ты понимаешь? Проклятия больше нет. Твое замужество означает, что Эскивели никогда не выживут нас с нашей земли, потому что Ортксоа теперь едины с этим поместьем. Я так горжусь тобой, mi nieta, так горжусь!

Фелипе притянул ее в объятия, и, хотя его жилистые руки обнимали ее, Симона чувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Если бы он только знал, что она наделала. Боже, что же она наделала! Своими руками отдала последнюю надежду рода Ортксоа остаться на этой земле. Симона не просто позволила проклятию свершиться, она заставила его сбыться.

— Пожалуйста, Abuelo, не надо мной гордиться, — взмолилась она, ощущая подступающую дурноту. — Я этого не заслужила.

Фелипе отмахнулся от ее возражений:

— Ты дала печальному старику новую надежду. Я жалею только о том, что не доверял Алесандеру раньше. Я думал, ему нужна только земля. Но он тебя любит, я это вижу. То, как он смотрит на тебя, в его глазах столько любви…

— Abuelo, не надо… — Слезы выступили у Симоны на глазах, слушать о любви, которой не могло быть в ее браке, было невыносимо.

Но Фелипе упрямо продолжал:

— Дослушай меня, девочка. Мне мало осталось, и все, на что я могу надеяться за гранью, — это воссоединиться с Марией и спать спокойно. А в жизни я мечтаю еще об одном. Я мечтаю услышать новости о ребенке, до того как уйду.

— Никуда ты не уйдешь, Abuelo! — вскрикнула Симона, сжимая его узловатые пальцы. Этому желанию было не суждено сбыться, не могло быть и речи о ребенке.

— Скажи мне, если это случится, — потребовал ее дед. — Пообещай, что ты скажешь мне, сделаешь меня счастливым перед смертью.

— Обещаю, — всхлипнула девушка. — Я скажу.

— Не плачь обо мне, — сказал Фелипе, не так поняв причину слез, струившихся по ее лицу. — Я не заслужил твоих слез. Я не хотел, чтобы ты плакала.

— Прости меня. Мне так жаль. — Симона еще раз отчаянно обняла его и бросилась прочь из дома.

Что же она натворила…

Симона бежала сквозь виноградник, за бурей эмоций не замечая волшебного вида и лоз, цеплявших ее волосы и одежду. Ужас ее поступка заставлял ее сердце сжиматься. Она солгала деду. Да, чтобы сделать его последние дни счастливыми, но какое значение это имело, если в процессе она лишила его последнего, чем он дорожил? Она громоздила ложь на ложь, пока он не поверил в ее идеальный брак. Идеальную ложь. И Фелипе сказал, что гордится внучкой, благодарил ее за спасение семьи от векового проклятия. Симона сама стала этим проклятием. Она предала Фелипе и его доверие, любовь последнего человека, который оставался у нее на этом свете.

Но сквозь шторм ее чувств, сквозь вину, стыд и отчаяние, пробивалась волна ярости. Потому что Симону саму предали. Алесандер знал! Все это время он должен был знать о клятве его предка. Симона практически на блюдечке принесла ему исполнение этой клятвы. И земли ему оказалось недостаточно, он захотел получить и Симону тоже. Было ли это частью мести? Наверняка он смеялся над ней все это время.

Симона чувствовала себя дурно. Он сделал из нее идиотку. А она думала, что небезразлична ему. О боги!

Она остановилась на том же месте, у нового забора, куда прибежала в слезах, узнав, что Фелипе умирает. На этом месте она придумала свой план сделать его последние дни счастливыми. Идиотский план. Придуманный идиоткой, которая думала, что это может сработать. Имела глупость считать, что вся эта ложь останется безнаказанной, что ей не придется за нее платить. Потом она думала, что ценой стал секс с Алесандером, но нет. Ценою было предательство.