Эшли Дьюал - Если Небо Упадет Страница 27

Я не знаю, что делать. Я боюсь таких перемен. Боюсь его в том числе. Еще боюсь, что не смогу помочь, ведь сама нуждаюсь в помощи. Как бороться с его проблемами, когда у меня своих достаточно? Раньше этот человек был для меня примером, но сейчас я не хочу быть на него похожей. Вряд ли это разочарование. Скорее, банальная грусть. Но именно эта грусть напоминает мне о прошлом, и о том, к чему оно меня привело. Так вот, чего я еще боюсь, так это возобновления старых эмоций, старых желаний. Сейчас они мне кажутся дикими, но кто может гарантировать, что я вновь не возьмусь за лезвие?

Что делать, доктор? Что мне делать? Скажите, прошу Вас, потому что мне очень страшно.

Александр Викторович откладывает письмо и поднимает на меня недоуменный взгляд. Думаю, он смущен не меньше моего. Когда я писала данное письмо, я считала это правильным, осмысленным решением. Но теперь я чувствую себя голой, будто кто-то залез внутрь меня и начал капаться в моих органах. В моих чувствах.

Держу осанку, облизываю губы, пытаюсь вести себя как раньше, пусть и понимаю, что как раньше уже никогда не будет.

— Мы говорим о молодом человеке, так ведь? — наконец, подает голос доктор, и я неуверенно киваю. — В таком случае, я вдвойне растерян. В первом письме столько бойкости, но во-втором…. Там столько отчаяния. Такое ощущение, будто этот парень сводит тебя с ума, Мира. Я считаю, нужно найти другой якорь. Прости за прямоту, но ты и сама из тех, кто может запросто сорваться. Отлично, если ваши срывы не будут совпадать по времени. Но, что, если совпадут? Что вы будете делать, как сможете друг другу помочь?

— Я потому и написала, что не знаю, как поступить.

— Тебе нужен совет?

— Было бы неплохо.

— Мира, ты все равно не прислушаешься, — усмехается Александр Викторович. — К моему огромному сожалению, я не играю в твоей жизни никакой роли.

— И, тем не менее, вы единственный, у кого я хотя бы пытаюсь попросить помощи.

— Что именно тебя напугало? Если тебе не хочется с ним разговаривать — не разговаривай. Это твой выбор.

— Но я не хочу терять его, понимаете? Это так глупо и, поверьте, я чувствую себя ужасной идиоткой, но мне попросту не к кому больше обратиться. Друзья скажут забить, а я не смогу.

— Тогда твое обращение ко мне выглядит еще бессмысленней. — Доктор облокачивается на стол и устало улыбается. — Здесь два варианта: или ты борешься, или отпускаешь. Все очень просто.

— Но что, если я не могу бороться. Я ведь слабая. Это он был сильным.

— Если человек важен, ты найдешь возможность его удержать.

— А если не найду?

— Значит, так он тебе нужен.

Я ухожу от доктора не в духе.

Люди думают, психиатр вправляет мозги, расставляет все по полочкам, на деле, он только выделяет проблемы. Говорит: вот тут определись, вот тут реши, вот тут исправь. А что и как сделать — это уже твоя задача. Ему лишь важен исход, в то время как сам он не марает руки. Смотрит со стороны, да надеется, что направил тебя на путь истинный. Собственно, сейчас пути я не вижу.

В груди ужасно ноет, тянет, и все от того, что я знаю: после филармонии мы с Димой пошли ко мне домой. По пути он только и делал, что извинялся, оправдывался, а я смотрела в его странные глаза и просто не могла поверить в то, что передо мной тот же самый парень. Это было сном. Кошмаром. Я видела Диму полностью разбитым, и была абсолютно бесполезной.

Он уснул прямо на диване, сжимая в руках Аида. Я нагло рассматривала его полночи, изучала его веки, скулы, каштановые волосы, а на утро никого рядом не обнаружила.

Он не объявляется целый день. И я ужасно боюсь, что потеряла его, отпугнула, ведь черт подери, кто, если не я, должен был его понять? Но даже мне стало страшно. Это так глупо. С какой стати мне бояться разбитого человека, ведь я вижу его каждый день в зеркале? Просто в глазах у Димы было что-то пугающее, злое, ему не соответствующее. Возможно, я растерялась, или, действительно, от страха потеряла дар речи, не знаю! Главное сейчас мне жутко стыдно. Я предала дорогого мне человека только потому, что он не оправдал моих ожиданий. Наверно, это распространённая проблема. Как часто мы ошибаемся в людях, и как часто из-за этого их теряем. Но я не хочу быть из тех, кто остается один благодаря своим сомнениям, своей развитой форме эгоизма. Мол, плохо может быть только мне, и точка. Это ужасно глупо. Дима так много для меня сделал, и вместо того, чтобы сказать спасибо, я одарила его непониманием и предубеждением. Если бы можно было повернуть время вспять. Я бы заставила себя взглянуть на парня по-другому, я бы приказала себе стать сильной, подавить в груди чувство страха. Ведь он не побоялся спасти сумасшедшую на вокзале. Почему же я сплоховала?

Нервно поправляю сумку, бреду по улице и понимаю, что уже не замечаю тех вещей, которые раньше приносили удовольствие, окрыляли. Даже, сгорая в агонии, мечтая о смерти, я наслаждалась тополиным пухом, улыбками людей, запахом мокрого асфальта. Но сейчас ничего не имеет значения. Я думаю лишь об одном, и это сводит меня с ума.

Как же мало нужно голове, чтобы ее попросту снесло ветром. Я всего лишь встретила человека, и это перевернуло мою жизнь. Перевернуло абсолютно каждую деталь в ней, каждую мелочь. Теперь я везде вижу Диму: в небе, в самолетах, в автобусах, в кривых улыбках. Теперь я не хочу потерять обретенный смысл в тех вещах, которые раньше казались мне бессмысленными.

Прикрываю глаза. Слышу вдалеке гром и думаю о том, как где-то сверкает молния. Она появляется и исчезает, освещает метры вокруг себя и потухает. Затем вновь появляется, вновь с диким криком неба, и в очередной раз пропадает не в силах, не в состоянии светить вечно. Ничто не вечно. Ни люди, ни природа, ни наши чувства. И как бы горько не хотелось, чтобы некоторые вещи существовали всегда, такие как родительские руки, солнечный свет, запах дождя, объятия близких, любимых — это невозможно. Мы всего лишь молнии. Наши жизни — искры. Мы загораемся на небе, заявляя о себе во все горло, а затем потухаем. Кто-то оставляет след, кто-то уходит бесшумно. Но в любом случае исчезаем мы все. Умираем во тьме. Беззвучно и резко. И в этот раз навеки.

Поэтому сейчас нужно жить. Да, Мира, нужно жить! Да так, чтобы перед смертью было, что вспомнить, и перед естественной смертью, а не от своей руки, от разочарования или глубокого отчаяния. Надо жить так, чтобы след остался, чтобы искры не тухли раньше времени, не исчезали на небе слишком быстро. Надо светить как можно дольше, шире, ярче, заполняя каждый уголок неба. И не сдаваться. Ни в коем случае. Это ведь так красиво, когда ты живешь. Когда ты живешь ради кого-то. Ради родителей, ради дружбы, ради любви, ради себя, ради того, что тебе есть ради чего существовать. И эти мысли бесценны. Они появляются в моей голове под ливнем, под плачем неба, которое не выдержало и выплеснуло свои эмоции. Ведь даже у него есть чувства, ведь оно такое же, как и мы. Невечное существо, скитающееся и ждущее своего часа. Я расставляю руки ему навстречу, я принимаю его, и оно принимает меня. Мы поняли, что рано или поздно нам предстоит встретиться, и мы смирились. Улыбаюсь. Капли дождя стекают по лицу. Открываю глаза, осматриваюсь и вижу, как люди бегут под карнизы, прячутся в зданиях, пережидают ливень под арками. Они со страхом глядят на тучи, указывают на них пальцами, злятся, пугаются грома. А я не хочу скрываться. Нет в этом смысла. Отнюдь не дождя так нужно бояться, а самих людей.