Никола Марш - Игра на ее поле Страница 28

Чарли не знала, сколько просидела там. Ей казалось, что десятилетие невыплаканных слез вырвалось наружу.

Когда мать выгнала ее, Чарли была слишком шокирована, чтобы плакать, ей пришлось оградиться от эмоций, чтобы справиться с жестокой реальностью жизни на улице. А спустя много лет она поняла, что Шэрон не стоила ее слез.

Отъезд Луки открыл ворота плотины, и она плакала, пока не осталось больше слез, и только тогда она поднялась, не решаясь посмотреть в зеркало.

Она должна помыться, одеться и идти на работу, которая служила единственным утешением в жизни. Но вместо этого Чарли поплелась в спальню, взглянула и упала на кровать, мечтая о том, чтобы избавиться от печали, окутывающей ее, укравшей все счастливые воспоминания о том времени, которое она провела с Лукой.

Чарли зарылась лицом в подушку, его подушку, и знакомый аромат лайма дал ей временное утешение. Пока она не поняла, что больше никогда не сможет уткнуться в его шею и вдохнуть его запах.

Все эти потраченные впустую ночи… Горе сменилось яростью, и она резко приподнялась, ударив рукой подушку.

Она так заботилась о том, чтобы уберечь свое сердце, так злилась на него за его нелепый комментарий, что потеряла видение реальности. Реальности, которую она не могла игнорировать: она любила его, влюбилась в него после их первого секса.

Почему еще ее так задели его слова? Почему еще она провела целую неделю, отталкивая его, если только она не приходила в ужас от мысли, что может еще больше привязаться к нему?

Она сильнее сжала подушку. Ей так хотелось вернуть время назад. Она потратила семь долгих ночей, вместо того чтобы наслаждаться каждой секундой с мужчиной, которого никогда не сможет забыть.

Чарли была так уверена в себе, так решительна в своем стремлении защищать свое сердце, заставив себя поверить, что она может позволить себе одну последнюю ночь, а потом сконцентрироваться на том, чтобы все забыть.

Проклиная собственную глупость и уязвимость, Чарли отбросила подушку и потерла глаза, пытаясь остановить подступающие слезы.

Это не помогло, и она закрыла лицо руками, понимая, что ей понадобится вся жизнь, чтобы перестать любить Луку.

Лука бежал по коридорам аэропорта как одержимый, желая, чтобы его самолет приземлился, чтобы поскорее снова взлететь, увозя его как можно дальше от этого проклятого города.

В последний раз он чувствовал себя настолько опустошенным после похорон отца, когда его так называемая семья выгнала его. Они могли горевать и утешать друг друга и проявлять солидарность, но как они поступили с восемнадцатилетним мальчиком, который нуждался в этой семье? Они дружно, повернулись к нему спиной.

Взрослея, он пытался не обращать внимания на эту горечь, старался быть мужчиной, наблюдая за тем, как его мать бегает за человеком, который никогда не интересовался никем, кроме себя.

Он научился не таскать за собой эмоциональный багаж, игнорировать постоянное беспокойство, что, несмотря на все свои усилия, он, в конце концов, окажется недостаточно хорош. Этот маленький жизненный урок напоминал о себе каждый раз, когда его отец отворачивался, делая вид, что его просто не существует.

Не рисковать эмоциональными связями казалось лучшим решением. Многие годы его это устраивало: он работал, собирал деньги на благотворительность, но никогда не увлекался этим слишком; ходил на свидания, но никогда не задерживался с женщиной дольше недели; поддерживал связь с Гектором, но никогда не переходил черту простой вежливости.

Но почему же жизнь казалась такой пустой, когда он вспоминал о женщине, которую оставил спящей?

Лука резко остановился, пробормотав извинения женщине, которая врезалась в него. Отходя от нее и не обращая внимания на то, как ее раздражение сменилось улыбкой, он направился в ближайший бар и заказал чистый виски.

Когда бармен предложил ему еще, он покачал головой, указал на пустой стакан и проговорил:

— Для медицинских целей.

Выражение лица бармена подсказало ему, что он много раз слышал эти слова, и, оставив щедрые чаевые, Лука продолжил свой путь.

Возвращение в Лондон к своей привычной жизни казалось лучшим решением. Пока он не понял, почему жизнь, которую он так старательно планировал, неожиданно стала холодной, пустой и ненужной.

Он чувствовал что-то к Чарли.

Что-то, чему он не мог подобрать слова.

Что-то, похожее на любовь?

Но как он не мог понять, что чувствует? Неужели это беспомощное, бесконтрольное, пугающее чувство — любовь? И если так, что он будет с ней делать?

Он мог провести следующие двадцать четыре часа в самолете, обдумывая это, или он мог рискнуть.

Он вытащил из кармана телефон и набрал номер деда.

— Лука, мой мальчик, как ты?

— Я запутался.

К его чести, дед не стал делать никаких предположений или расспрашивать. Он помолчал, давая ему возможность продолжить.

— С Чарли.

Как будто ему требовались пояснения.

— Что случилось?

— Я все испортил.

Он сделал глубокий вдох, прежде чем выпалить правду:

— Думаю, я ее люблю.

— И в чем проблема?

Он услышал циничные нотки в голосе деда, и напряжение в груди усилилось. Это было ошибкой, он не должен был звонить человеку, которого он много лет держал на расстоянии, в надежде на совет.

Но он был в отчаянии, и любые слова деда станут лучше, чем если он сойдет с ума во время долгого перелета.

— Я не знаю, что такое любовь. — Он понимал, как жалко это звучит.

— Разумеется, знаешь! Ты жил с этим каждый день.

Он напрягся, сжав телефон с такой силой, что тот едва не сломался. Он никогда прежде не слышал, чтобы дед повышал голос.

— Не важно…

— Твоя мать была решительной, гордой женщиной, которая по глупости влюбилась в моего сына, но она любила и тебя тоже.

Лука в изумлении уставился на телефон.

— Ты знаешь, что она принимала деньги на твое обучение только потому, что я хитрил? Я оплатил сразу все время обучения и сказал ей, что, если она не позволит тебе пойти туда, школа просто потратит деньги на богатых детей, у которых и без того есть масса привилегий, и она сдалась.

— Я не знал, — проговорил Лука виновато.

Все это время он винил мать в том, что она недостаточно его любила. Но она не охотилась за деньгами Рэда. В таком случае она не позволила бы деду оплатить его обучение, которое стоило несколько сотен тысяч. Это означало, что она родила его, потому что хотела его, и, самостоятельно обеспечивая их обоих, она снова и снова доказывала свою любовь.

— Теперь знаешь. Поэтому не используй свое прошлое как оправдание, чтобы испортить себе будущее.