Дениза Алистер - Маленькая птичка Страница 29

Иногда Оливия проливала сердитые слезы из-за того, что ей никак не удавалось заставить Лоуренса поступать так, как хотелось бы, отчасти оттого, что он действительно был сильнее, но также и потому, что собственное тело перестало ей повиноваться и слушалось только его рук. Она начала всерьез задумываться над тем, как долго могут двое жить вместе и заниматься любовью при том, что одному из них приходится все время притворяться и таить тяжесть, лежащую на душе. Как признаться в своей любви и сказать, что ее гордость побеждена, если ему не очень-то нужны эта любовь вне постели и эта победа над гордостью человека, к которому он равнодушен?

13

Как-то раз Лоуренс повел ее к большому собору Корнуэлла. Они вошли через западные врата. Оливия подумала, что она никогда в жизни не видела такого огромного здания. Лоуренс, не отводивший глаз от ее лица; увидел, как ее золотисто-карие глаза широко раскрылись от изумления.

Соединенные в одной точке наверху совершенными в своей симметричности арками, группы белых колонн, словно собранные в букеты стебли дудника, шли вдоль центрального нефа по всей его длине. Над арками располагались окна, через которые все заливало ярким светом.

У Оливии от восхищения захватило дух. Лавируя в толпе пилигримов, строителей и зевак, заполнявших собор, Лоуренс провел ее к дверям и показал вверх. Оливия охнула, увидев прекрасные витражи над дверями. Тонкий, изящный узор ажурной работы в верхней части стрельчатых окон был словно тончайшее кружево.

— Видишь, какой формы узор в центре рисунка?

— Да, это сердце, — улыбнулась она.

Вдоль по нефу еще были расставлены строительные леса, а в центре валялись груды каменных плит и резных деревянных украшений для крыши, мотки канатов, блоки и шкивы. Посетители торопливо обходили их, спеша скорее пройти к покрову святого Уильяма.

— Я хотел, чтобы ты увидела все это, — сказал Лоуренс, — потому что предметы облачения, которые ты видела в нашей мастерской, предназначаются именно для этого собора. Через два года Лестер Гормэн станет новым архиепископом. Эти вещи специально заказаны для его возведения на престол. Я думал, что тебе следовало увидеть собор, может быть, возникнут какие-нибудь новые идеи. Я был прав?

Оливия кивнула, глаза ее зажглись воодушевлением.

— Конечно, всегда полезно знать, где будут носиться эти вещи, какие там цвета, какое освещение. Вообще, какого размера будет помещение. Но это гораздо больше, чем я могла себе представить. Знаешь, Анет следует нашить побольше блесток на митру, раз ее должны будут видеть с такого расстояния. И еще цвета… Ну-ка, интересно… Нам надо принести материалы сюда. — Она покачала головой. — Нет, слишком бледно. — По ее лицу было видно, что у нее в голове идет напряженная работа, и она пытается представить себе, как будут выглядеть наполовину готовые вещи в этом огромном соборе. Она схватила его за руку. — Мне надо посмотреть еще кое-что, пойдем скорее!

Она повлекла его за собой к поперечному нефу собора, шедшему с севера на юг. Наконец они остановились под невысокой, широкой в основании башней. Ее глаза вновь загорелись при виде мягких серо-зеленых тонов витражей в пяти стрельчатых окнах башни. Она потянула Лоуренса за руку.

— Гляди, Лоуренс! Смотри туда. Нет, надо, чтобы глаза были полузакрыты. Теперь видишь очертания вон тех округлых узоров, идущих до самого низа? С красными сердцевинами?

— Да, теперь вижу. Они в каждом окне разные.

— Совершенно верно! А что, если повторить эти узоры в вышивке облачения? Взять за основу зеленый и красный, как здесь, но только сделать цвета намного ярче, так, чтобы они играли. Тогда их будет видно отовсюду, правда?

— Миледи, — улыбаясь, сказал Лоуренс. — Я думаю, что это ты должна была выбирать рисунки. Где же ты была?

Она улыбнулась печальной улыбкой и покачала головой.

— Прямо дух захватывает от всего этого. Но на вещах, которые я видела в мастерской, совсем другие узоры. А мы должны создать вещи специально на конкретного человека и для места, где он будет их носить.

— Но у нас в запасе всего два года. Нам хватит этого времени, чтобы сделать все заново?

Она лихорадочно соображала, не замечая, что и он, и она говорят «мы», а не «я» или «ты». Она отлично понимала, что если сейчас присоединится к работе, то времени им хватит. А если бы можно было еще пригласить ее монастырскую подругу Маргарет, а может, и еще кого-нибудь, то они закончат еще раньше! Но эти вопросы нельзя решать прямо здесь.

— Дай мне подумать, — сказала она.

А я ведь клялась отплатить ему за все, напомнила самой себе Оливия, глядя в зеркало на то, как искусные руки Карины заплетают и укладывают ее волосы в золотые сетки по бокам головы. Как я переменилась… Ее отражение открывало все признаки расцвета женственности, нового знания, полноты жизни. Перед ней была красивая женщина с гордо посаженной головой, одетая в новое платье из фиолетового с розовым отливом шелка и парчовый фиолетовый с золотом жакет. Спереди были нашиты золотые пуговицы, гармонировавшие с сетками и золотой выделкой ее мягких кожаных туфель. Да, все очень изменилось.

Но он? Он заманил меня в свою мастерскую, зная, что и мне этого хотелось больше всего на свете. И точно так же он заманил меня в свое сердце, зная, что я и сама этого хотела. Я пытаюсь сопротивляться, но уже не понимаю, зачем… Сдаваться ему так легко. Почему же он всегда одерживает верх надо мной? Ну да, вспомнила! Я же клялась, что заставлю его заплатить за то, что он лишил меня права выбора!

Но так ли это? Разве я не сама все решила? Оливия дотронулась до золотого обода, пересекавшего ее лоб, вспоминая тот необъяснимый, странный момент в саду, когда она сама выбрала свою судьбу. Руки дамы в зеркале дотронулись до груди, как бы напоминая о его победе над ней. Любит ли он ее так же сильно, как она? Или это любовь… к победе? Мое тело принадлежит ему, и он, конечно, догадывается, что моя любовь — тоже. Теперь ему еще нужно, чтобы я работала в мастерской. Но если во всем уступать, то чем же отплачивать? И нужно ли мне это на самом деле? Не сделаю ли я хуже только себе? Она поглядела в глаза своему отражению, прекрасно зная ответы на все свои вопросы.

За спиной дамы в зеркале появилось лицо мужчины, и в первое мгновение ей показалось, что это — часть ее грез наяву. Но прикосновение рук Лоуренса убедило Оливию в реальности происходящего. Словно ее кожа была оперением птицы, сидящей у него на руке, его пальцы продолжали гладить ее, а глаза смотрели прямо в глаза. Лишенная воли, не в состоянии уйти от этой ласки, она смотрела, как эти руки опустились под платье, обхватили груди, и глаза закрылись сами собой, когда он склонился к нежной шее. О Боже…