Команданте - Алексей Суслов Страница 3

Глава 4

Столица Кубы нас не впечатлила. Может это и экзотика, но моя Испания, родная мать, и Италия, моя мачеха, и Россия, моя учительница, намного были ближе для моих эстетических вкусов, чем это кладбище нереализованных мечт. Горько и больно смотреть на то, чего не получилось. Кто может построить на земле рай, если под боком так много денег и свободы? Но Гавана – это тоже пища для ума. Лулу это сказала. Её отец однажды попросил её изобразить цветными карандашами идеальный мир. Шмыгающая носом девочка изобразила круг безупречной формы, а в центре круга – серп и молот. Усталый от тяжёлой 10-часовой работы мужчина погладил ребёнка по мягким и пушистым волосам, и счастливый, отправился на кухню, чтобы выпить стакан чистой воды, как он делал всегда перед сном. Мать в это время смотрела погоду на завтра, распределяя в уме, куда и сколько потратить сил на своём подсобном хозяйстве. И имя Лулу дал отец. И кто я такой, чтобы с такой красавицей не послужить самой справедливой революции на свете? Миру нужны перемены, а перемены не рождаются в спальнях и душевых кабинках. Как бы вы не хотели жить тихо и смирно, не изменяя мир вместе с собой, вы угрожаете миру задохнутся в его собственных отходах жизнедеятельности. И без деятельности по очищению планеты от: жадности скупости тупости лени разнузданности пошлости [вы рискуете стать женой Лота]. Библии я давно не доверял. Как только появились первые мозоли. Бог для меня не рождался, и не умирал. Бог был до меня и будет после. Бог и смерть – вещи несовместимые, иначе все наши труды были бы той самой мастурбацией, о которой не принято говорить, но которая рождается с нами и умирает. Бог – это экстаз, Бог – это что-то такое в нас, что сподвигает нас на всё новые попытки улучшить свою жизнь и тем более – жизнь других. Здесь, на Кубинской земле, я должен дать людям веру в себя и свои возможности. Вечером они не включат телевизор, а найдут в семейной библиотеке томик Маяковского или Хемингуэя, запасутся ладно пишущей ручкой и появившимся после дня рождения блокнотом, и начнут строить свой мир, ещё призрачный и далёкий, и нуждающийся в кропотливых доработках, но это будет уже жизнеспособный вектор в направлении сделать себя частью идущего к лучшему мира. Лулу оставила меня один на один с душой Гаваны. Я одел лучший костюм, лучшую шляпу и отправился в парк, чтобы дополнить три листа своих тезисов. Там меня уже ждал Сергей Иванович, тоже политический философ, знаток русского казачества и почерка Гарибальди. Он воспитывался в ленинградском детском доме, закончил институт иностранных языков – испанский и португальский, возрос до подполковника Комитета государственной безопасности, развал СССР встретил на этой, далёкой от агонии собственной Родины, латиноамериканской земле, где верили, что будут силы и будут смельчаки, достойные вернуть социалистическим идеалам новую жизнь. Сергей Иванович был одет неброско, хотя обычно русские мужчины предпочитают носить куда более безликую одежду. Но его украшала военная выправка и острый и пронизывающий знаниями психологического анализа взгляд. Реалистичный мудрец. Чтобы жить, надо действовать. Чтобы достойно умереть на земле , надо не возноситься высоко в небо, ибо всё есть здесь, возле тебя и внутри тебя самого, так возьми и действуй. – Как летелось, друг Алехандро? – Мы пожали друг другу руки и уселись на лавочку, предварительно убрав с оной кем-то забытые косметические принадлежности. – Отлично. Жена развлекала меня рассказами о детстве. Любит, знаете ли, упрекнуть меня в том, что я так и не повзрослел. Сергей Иванович усмехнулся в усы и по-приятельски толкнул меня в плечо. – Ищите в женщине загадку, но никогда не ищите весь ответ на неё, иначе потеряете дамское доверие. Любой из них хочется быть независимой наполовину. Тем более, от наших политических действий. – Голос подполковника напоминал шум осеннего ручья, вобравшего в себя за тёплое время года все прелести задумчивости и веселья. – Лулу способна заменить меня во всём, кроме деторождения, – без всякой иронии и без всякого излияния души возразил я этому очень достойному собеседнику, чьи книги я любил и уважал, но чьи взгляды на семейные отношения я подвергал суровой критике. Когда-нибудь этот русский отставник всё же откроет двери Загса и оставит там память о своих любовных отношениях. Зоя Тимофеев на весьма достойна этого торжества. Мы обсудили смену власти в Австралии, я поделился мыслями о судьбе Музея Русской Истории в Софии, где я был почётным членом попечительского совета, а Сергей Иванович дал пару советов, как прибавить к судьбе этого музея ещё большего внимания со стороны западных пацифистских сил. – Алехандро, но вы-то сами верите, что есть будущее у нашей новорождённой России? – Будет трудное детство у этого ребёнка, но трудности только закаляют характер. – Вы готовы быть заботливым взрослым, чтобы не дать в обиду это благодатное дитя? – Это мой долг. Лулу постоянно просит меня помочь своими знаниями именно вашей стране. Кое-какие чертежи и сметы я захватил уже сегодня. Это несомненно грозное оружие. Оно будет в надёжных руках, как я понимаю? – Вакханалия безвластия у нас канула в прошлое, настало время дать России заговорить и быть на равных с другими дитятями. Песочница-то общая, но большинство так и норовит в нас швырнуть песочное, да в прямо в оба глаза. – Вы гарантируете нашу с Лулу безопасность? – Как свою собственную, дружище. Об этом даже не думайте. Мы друзей не бросаем на произвол судьбы. Передавайте жене привет, а я пойду изучать ваши работы. Завтра встретимся, но уже в другом месте. Вам позвонят. Было приятно познакомиться с вами, Алехандро. Всё лучшее только начинается.

Глава 5

Меня слушает огромная аудитория Гаванского университета. Мой триумф. Бабушка, гордись мной. Спасибо, Куба, спасибо за надежду. У всех нас непременно получится. Мир уже скоро начнёт меняться, люди станут с уважением и непритворной симпатий относиться к каждому, кто встретится ему на пути. Дружба придёт в изнурённое прошлым будущее. Ленин на стенах Гаваны улыбнётся, как никогда не улыбался, монастырь Санта-Клара воспоёт своим лучшим голосом, а собор Непорочного Зачатия даст людям новых людей. Без всяких грехов и изъянов. Спасибо, Бог! Передо мной 23 листа убористого почерка, мои неразборчивые каракули. Я учёный, больше 50 архивов были моими кузницами научных открытий, но здесь я волнуюсь. Это нечто похожее на первые