Дженнифер Льюис - Безумный полдень Страница 3

— А почему бы вам его не примерить? — Глубокий голос Синклера заставил ее вздрогнуть. Она почти забыла, что он здесь.

— Мне? Примерить? Нет. Это же, можно сказать, музейные экспонаты. Да и талия у меня не такая тонкая.

— Не согласен. Насчет вашей талии. — Его глаза на мгновение опустились на ее талию.

Ее сердце забилось быстрее. Конечно, Энни могла бы просто подождать, когда останется одна в доме. Но тогда кто-нибудь мог заметить, что платье надевали. А что, если это ее единственный шанс?

— Ну… — Она выбрала синее. — Не знаю, подойдет ли оно мне…

— Тогда примерьте. А я отвернусь, если, конечно, вам не нужно будет помочь с застежкой. — Синклер отошел к дальнему окну.

Сердце ее подпрыгнуло. У Энни появилось ощущение, что граница между ними стала совершенно прозрачной.

— Уверена, что эти платья носили с корсетом, и я не думаю…

Его брови приподнялись.

— Вы хотите вернуться на чердак и снова заняться поисками чаши?

Она колебалась:

— Ну… может…

Синклер кивнул, в его глазах заиграли смешинки. Он отвернулся.

Как это мило с его стороны позволить ей прикоснуться к семейным ценностям. Она взяла темно-синее с жемчугом. Приложила к себе — длина в самый раз.

И хотя в талии платье было очень узким, все же не таким узким, как показалось вначале. Может, в конце концов, оно ей подойдет.

Энни знала, что он не будет за ней подглядывать.

Она сняла джинсы и рубашку. Платье было мятым и пахло камфарой и в то же время казалось совсем новым, словно его сшили только вчера. Маленькие жемчужинки щекотали ей кожу, пока она натягивала узкие рукава. Глубокий вырез явил на свет ее белый бюстгальтер, поэтому его пришлось снять. Она уже застегнула половину пуговиц, когда Синклер спросил, не нужно ли ей помочь.

— Ерунда, осталась всего лишь какая-то пара сотен. — Она улыбнулась, чувствуя себя принцессой в таком роскошном платье.

Оно спускалось до самого пола, синими волнами расходясь на светлом паркете. Туфли с каблуками были бы здесь в самый раз.

— Вау… — Синклер застыл в изумлении. — Вы неотразимы. — Он медленно смерил ее взглядом с головы до ног. — Совсем другая женщина. — Он прошел через комнату, чтобы застегнуть оставшиеся пуговицы. — Я же говорил, вам оно подойдет.

— Странно, да? — Энни чувствовала себя девчонкой, играющей в переодевание. — Хотя почему мы должны думать, что люди в то время были другими? Не такие уж мы разные, в конце концов.

— Нет, мы не разные. — Голос Синклера прозвучал ниже, чем обычно. Застегнув пуговицы, он снова посмотрел на Энни. Его взгляд скользил по ее щеке, шее…

Смутившись, она убрала за ухо выбившуюся прядь.

Он нахмурился:

— А вам идет, когда волосы подняты.

— Я их всегда так ношу. — Она машинально дотронулась до заколки.

— Да? Странно, я этого не замечал… — Его взгляд, казалось, жег ее кожу.

— Это все из-за платья…

— А, значит, вы прятались. Скрывали за одеждой такую прекрасную фигуру.

Верх платья выполнял также функции бюстгальтера, приподнимая грудь, придавая ей пышность.

— Я и сама об этом не догадывалась. — Энни попыталась за шуткой спрятать смущение.

— Вам идут красивые платья. — Голос его прозвучал чуть хрипло. — Стоило бы чаще так одеваться.

— Мне некуда так одеваться. — Она посмотрела в сторону зеркала, пытаясь поймать свое отражение.

Синий цвет подчеркивал рыжеватый оттенок ее волос. Широкие плечи Синклера заслоняли часть ее фигуры, скрывая самые соблазнительные формы. В зеркале они казались парой. Расстояние между ними сократилось, почти исчезло.

Если бы.

Энни снова попыталась рассмеяться. Ее смех беспомощно повис в воздухе, неожиданно ставшим жарким и душным. Под его пристальным взглядом она почувствовала дрожь. Слова не шли на ум. Их взгляды встретились. Одна секунда, две, три…

Губы Синклера прижались к ее губам с неожиданной силой. Энни ответила ему с не растраченной за долгие годы страстью.

Его поцелуй опьянял, как крепкий ликер. Она еще никогда не была так близко к нему. Его кожа казалась гладкой, но теперь Энни чувствовала и легкую шероховатость щетины. Его пальцы скользнули сквозь ее волосы, освобождая их от заколки, срывая стон с его губ.

Внутри ее развернулась пружина желания. Его страсть, жажда были осязаемы. Она могла чувствовать дрожь твердых мышц. Жар загорелой кожи. Горячее дыхание на своей щеке.

«Что мы делаем?»

Эта мысль казалась такой далекой, такой чужой. Пальцы Энни вплелись в его густые волосы. Они были шелковистыми. Его руки скользнули по ее спине, ягодицам. Она прогнулась. Его дыхание участилось.

Поцелуи Синклера оказались жесткими, страстными. Его пальцы впивались в тонкую ткань платья, желая почувствовать под ним ее тело. Он притянул ее ближе, заставляя ощутить его эрекцию.

Энни задохнулась. Вытащила его рубашку из брюк. Его мышцы, сильные и напряженные, двигались под ее пальцами. Она не раз видела его полуобнаженным, но никогда не думала, что сможет собственными руками ощутить его силу.

Синклер расстегнул пуговицы на ее платье. Ее кожу покалывало от желания скорее почувствовать его ладони на своей коже.

«Ты действительно собираешься позволить ему раздеть себя?» — спросил ее внутренний голос. И все ее тело ответило — да. Синклер, как и она, просто скрывал свои чувства. Надо же. Ей и в голову не могла прийти такая мысль.

Энни засмеялась, когда его пальцы проникли под ткань, было щекотно. Он сдвинул лиф, награждая ее восхищенным взглядом. Темная прядь волос упала на его глаза, когда он начал спускать платье дальше.

Ее соски коснулись его груди, когда Энни наклонилась, чтобы расстегнуть ремень. Пальцы Синклера скользнули под резинку ее трусиков. О, если бы на ней было более элегантное белье, подумала она, вспыхнув при мысли, что он увидит ее практичные-бабушкины-штанишки.

Синклер не обратил на это никакого внимания. Между лихорадочными поцелуями она чувствовала его горячее дыхание на своей шее. Его эрекция мешала расстегнуть молнию на джинсах. Наконец ей удалось справиться с этой задачей.

Дыхание Энни участилось. Жар сжигал ее изнутри. Теперь стояли обнаженные друг против друга. Его тело покрывал загар, живот был плоским и твердым, его эрекция…

Вау. Они действительно собирались заняться любовью? Похоже, именно к этому все и шло. Глаза Синклера были закрыты, его руки двигались по ее телу. От его прикосновений кожа словно наэлектризовалась. Как совершенно обычный день мог сделать такой поворот? Было ли это как-то связано с пропавшей чашей?

Или с проклятием?