Жена на один год - Мария Сергеевна Коваленко Страница 3

До боли в глазах хотелось устроиться рядом с ней и тоже заплакать. Навзрыд. О своем. О грустном. Как плакали дети в кино и телевизионных передачах.

Но я молча дослушала до конца слова «матери» и ушла в свою комнату, так и не проронив ни одной слезинки.

В мой первый или второй день в этом доме такое и представить было сложно. Меня постоянно бросало то в слезы, то в смех. А сейчас с умением плакать случилось тоже, что и с музыкальным слухом – оно исчезло.

Вспоминать причину мне не хотелось. Особенно в этот день! Он почему-то казался очень важным. Но стоило закрыть дверь комнаты, воспоминания сами накрыли тяжелым непроницаемым куполом.

Чтобы понять, насколько мне «повезло», хватило одного разговора в конце моей первой недели. Приемные родители даже не скрывались и не пытались сделать голос тише. Они говорили так, будто в доме нет никого. И обсуждали именно меня.

«Коля, мы наверное ошиблись с выбором. Заведующая так рекомендовала эту девочку… а мы, вместо того чтобы присмотреться, обрадовались, что у нее нет ни родителей, ни родни, и сразу согласились».

«Я же говорил тебе, что тот светленький мальчик мне нравится больше. Мальчишки всегда лучше. С ними меньше хлопот, и самостоятельными они становятся быстрее!»

«Какой мальчик?! Твои пиарщики четко сказали, что для образа доброго главы семейства нужна девочка! Дочка!»

«Ох, точно. Чертова предвыборная компания!»

«Она не чертова, а очень полезная. Тебе давно нужно было баллотироваться. Но эта девочка… У меня никакого терпения на нее нет. Косметолог сказал, что даже морщины стали видны. А нам с ней еще маяться и маяться».

«Родная, мне кажется, ты нагнетаешь. Через четыре месяца закончится компания, и девочка сразу же уедет в закрытую частную школу. Мы ведь это уже обсудили и решили».

«Но на каникулы и праздники нам придётся ее забирать. Мы ведь семья. Нельзя, чтобы кто-то подумал, что она нужна была лишь для выборов».

«Уверен, мы найдём какой-нибудь выход».

«Мне бы твою уверенность».

Последние слова Татьяны Егоровны прозвучали совсем грустно. В ответ Николай Петрович ещё активнее начал утешать жену. Говорил, что-то про заграничные колледжи, частных учителей. Но что именно, я уже не слышала. Слезы обжигали глаза так сильно, что невозможно было сдерживаться.

Не видя перед собой ступенек, я поднялась на второй этаж. Не думая, что обо мне подумают, навзрыд расплакалась в подушку.

Слезы тогда не желали заканчиваться. У меня кружилась голова. Меня подташнивало. В зеркало смотреться было страшно. Однако страшнее, казалось, попасться на глаза «родителям».

К позднему вечеру этот страх взял надо мной верх и заставил сделать самую ужасную глупость в жизни. Заметив, что начальник охраны оставил на полочке свой телефон – старый, кнопочный – я выкрала его и позвонила заведующей детского дома.

Лучше бы я этого не делала.

Лучше бы сбежала.

Лучше бы, не спрашивая, вернулась в приют. Но мне просто необходимо было услышать знакомый голос.

Заведующая казалась единственным человеком во всем мире, который мог меня понять и спасти. Она лучше всех знала все процедуры и правила. Если кто-то и мог забрать меня из этого ужасного дома, то только она.

Однако разговор вышел коротким и совсем не о спасении. Вера Павловна сразу поняла, зачем звоню. Я успела произнести лишь пару фраз, как в ответ получила такое…

Жестоко, гораздо больнее, чем это делали бывшие воспитатели, она вернула меня с небес на землю. Словно по щекам отхлестала… и за то, что не понимаю, насколько мне повезло. И за то, что рискую своим будущим. И за других детей, которые мечтали бы оказаться на моем месте, но «их ждёт ПТУ, грязное общежитие и не светит никаких перспектив».

После этого разговора я ни плакать, ни даже всхлипывать не могла. Меня словно второй раз лишили любимых родителей.

Всю ночь я просидела у окна, так и не сомкнув глаз. Будто прощалась, вспоминала свою маленькую уютную кровать в детском доме, нашу шумную комнату на четверых и задиру Федора, который вечно придумывал что-то новенькое. Утром, не проронив ни слова кроме бесцветного «здравствуйте» вышла к родителям и съела весь завтрак. А потом стала приспосабливаться к своей семейной жизни.

Терпела новую школу, уроки музыки и трагические вздохи преподавателя.

Растягивала в улыбку губы на фотосессиях.

Старалась быть благодарной и молчать… молчать всегда, когда от меня не требовали ответа.

И не мешаться под ногами.

Последнее стало самым простым и любимым. Когда не было никаких занятий, я смело убегала в домик охраны. Рисовала там по часу. Иногда по два. Не думала ни о каком заграничном колледже или закрытой школе.

Мне было нормально… даже хорошо. До сегодняшнего дня.

Мысль о наказании начальника охраны и запрете на рисование, словно подножка, резко вернула меня в настоящее.

– Как-нибудь переживу, – попыталась я успокоиться.

– Буду рисовать в школе, – попробовала обмануть себя.

Но самовнушение не сработало. Всю ночь я прокрутилась в кровати без сна. Вспоминала то цветные карандаши, подаренные СанСанычем, то жуткую овчарку охраны. А утром, когда спустилась вниз, с трудом сдержалась от радостного крика.

Такого просто не могло быть в моей жизни!

Я ничем не заслужила, но…

… с чашкой кофе в одной руке и с дорогущим комплектом для рисования в другой посреди холла стоял мой вчерашний спаситель. Такой же красивый, высокий и потрясающий, как вчера. А Татьяна Егоровна рассыпалась перед ним в похвалах и обещала сделать из меня настоящего художника.

Глава 2

Совершеннолетие буквально застигло меня врасплох.

После нескольких частных школ, аттестата с отличием и новой успешной выборной компании «отца» в жизни, наконец, случился маленький праздник. Моим мнением впервые поинтересовались – спросили, в какой вуз я хочу поступать. И я, не веря своим ушам, ответила: «В медицинский».

Как так получилось, что «родители» согласились, осталось для меня загадкой. Возможно, очередному пиарщику надоело придумывать будущее для дочери депутата. Возможно, мое желание впервые совпало с «политикой партии». Возможно, «родители» наконец смирились с тем, что музыкант из меня не получится.

Одни теории! Однако, вместо привычных споров меня благословили и даже пообещали помочь поступить. Это, конечно, радовало. Но после всех моих частных школ и взвода репетиторов никакая поддержка не понадобилось.

Я легко прошла конкурс в нужный вуз. Даже успела проучиться три месяца, когда за завтраком Татьяна Егоровна сообщила, что впереди у нас важное событие.

Какое именно, я поняла далеко не сразу. Николаю Петровичу пришлось дважды тяжело вздохнуть, его жене – закатить глаза. Лишь после этого даты в моей голове встали на свои места.

– И как ты только поступила на бюджет? – махнув рукой, сказала «мама».

– Наверное, звезды сошлись, – тут же выдал свою единственно-верную и окончательную теорию «отец».

В отличие от вуза в праздновании восемнадцатилетия свободы мне не дали. Поиском ресторана занялись одни специально обученные