Джейн Портер - Под звездным дождем Страница 3

Он медленно убрал свою руку.

Она попыталась встретиться с ним взглядом, но не смогла. Деметрис Мантеакис вызывал у нее почти такой же страх, как содрогание самолета.

Деметрис наблюдал за принцессой, прекрасно понимая, что они в беде. Он сохранял спокойствие, потому никто из них не мог изменить положение. Либо им повезет, либо нет. В любом случае он останется с принцессой Тибоде. Они выживут или погибнут вместе. Он может позволить себе быть спокойным. За них уже приняли определенные решения, и им остается только ждать.

— Я в порядке, — повторила она, и на этот раз ее голос прозвучал спокойнее.

Он посмотрел на руки Шанталь, вцепившиеся в подлокотники.

— Страх — это нормально, — услышала она и резко подняла голову, Мантеакис увидел напряженный взгляд голубых глаз, потемневших от волнения и морщинки вокруг мягко очерченных губ.

— Вы боитесь? — прошептала она.

— Да, немного.

Шанталь отвернулась. Ей очень страшно, и впервые в жизни ей нужна правда. Не обещания, притворство и цветистые фразы, которые она постоянно слышит.

— Мы выживем?

— Постараемся.

Если бы не Лилли, она могла бы распрощаться с жизнью и смириться с неизбежным концом, но у нее есть дочь, которой она нужна.

Шанталь сжала пальцы так, что ногти вонзилась ей в ладони.

— Если я не доберусь до дома…

— Вы доберетесь до дома.

Ей так хочется поверить ему!

— Но, если этого не произойдет, обещайте, что вы скажете моей дочери…

— Шанталь!

Резкий холодный голос заставил ее медленно поднять глаза. Она увидела широкую грудь, расстегнутый воротник рубашки, квадратный подбородок и решительно сжатые губы.

— Вы не обратились ко мне так, как должны — «ваше высочество».

— Но вы не мое высочество. Вы Шанталь Тибоде…

— Я ненавижу это имя, — холодно возразила она. — Я не Тибоде. Это фамилия моего мужа.

— И он умер.

Ком встал у нее в горле.

— Да, умер.

— Но вы не умрете.

— Нет.

Его белые зубы блеснули в легкой улыбке.

— Это первый положительный ответ, который я услышал от вас.

— А я впервые увидела вашу улыбку. Я не люблю улыбаться.

Шанталь рассмеялась, позабыв на мгновение о судорожных содроганиях и резких перепадах высоты, вызывавших у нее страшную тошноту.

— Не любите?

— Только дураки улыбаются.

Шанталь фыркнула.

— Вы шутите!

Склонив голову набок, он устремил на нее темные глаза, и она ощутила внутреннюю дрожь, вызванную мрачной напряженностью его взгляда.

Подобно Арману, Мантеакис невероятно самоуверен. Но ей известно, что происходит с такими людьми, как Арман. Они уничтожают окружающих, вгрызаясь в них и откусывая по кусочку, пока ничего не останется — ни моральной силы, ни самоуважения, ни собственного «я».

Смех замер у нее на губах. Сильные, жестокие мужчины — это не те, которых она хочет знать.

Авиалайнер стремительно пошел вниз в свободном падении, и Шанталь услышала, как позади нее раздался крик обезумевшей от ужаса женщины. Он звучал в ее ушах, пока стальная птица неслась к поверхности океана.

Деметрис крепко сжал ее судорожно стиснутые пальцы.

— Я здесь.

Она изо всех сил вцепилась в его руку.

— Мы падаем!

— Мы просто быстро спускаемся.

В его жестком голосе прозвучало скрытое волнение, которое говорило само за себя. Он почувствовал неотвратимую опасность. Теперь они в одной лодке: два человеческих существа… двое смертных… и между ними нет никаких преград.

— Спасибо, — сказала Шанталь, задыхаясь и превозмогая страшную сухость во рту. Сердце у нее колотилось с такой силой, что барабанные перепонки, казалось, не выдержат и лопнут. — Спасибо за то, что вы делаете это. Остаетесь со мной.

— Пожалуйста.

Перед ними повисли желтые маски.

Шанталь непонимающе смотрела на ярко желтую чашку. Но затем в ее памяти всплыли слова предполетных инструктажей. Она протянула руку и надела кислородную маску.

Губы ее задрожали. На глаза навернулись слезы.

— Я хочу домой. К дочери.

— Расскажите мне о ней, — попросил Мантеакис. Его голос доносился до нее откуда-то издалека. — Сколько ей лет? Какой ее любимый цвет?

Шанталь втянула в себя воздух, чувствуя, как ее глаза наполняются слезами. Самолет вошел в штопор, и Мантеакис, пытаясь предотвратить ее истерическое состояние, старается отвлечь ее.

— Семь. — Давление в голове и ушах стало невыносимым. Она моргнула; глаза, казалось, готовы выскочить из орбит; барабанные перепонки вот-вот лопнут. — Зеленый, — дыхание давалось ей с трудом. — Ее любимый цвет — зеленый.

Вращаясь по спирали, самолет терял высоту. Ремень безопасности, натянувшись, впился в тело Шанталь, едва удерживая ее на месте. Упершись рукой ей в грудь, Деметрис прижал ее к спинке кресла.

— Какая она?

Шанталь не могла сосредоточиться. От невыносимого давления в голове ей хотелось кричать. Она закрыла глаза.

— Лилли застенчивая.

Кровь заполняет мозг, еще немного, и она не выдержит.

Лилли.

Перед ее глазами всплыло лицо дочери.

С Лилли все будет хорошо.

У нее останутся тетя Ник и тетя Джоэль, дедушка и бабушка, и народ их страны, который примет ее и окружит любовью.

С ней все будет хорошо.

В системе оповещения зазвучал голос капитана, объявившего, что он попытается посадить самолет.

— Приготовьтесь.

Приготовьтесь. К худшему. К лучшему. К оставшимся минутам жизни.

Рука Деметриса снова прижала ее голову к коленям, и Шанталь сжалась в клубок.

— Держитесь!

Я люблю тебя, Лилли.

— Держитесь! — проревел Деметрис, крепко прижимая ей голову.

Я держусь.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Далекая земля устремилась к ним навстречу. Авиалайнер тяжело упал на брюхо. Подпрыгнул. Вновь ударился о землю, взрываясь скрежетом металла, и у Шанталь промелькнула мысль, что их пожирает жар и невыносимая какофония оглушительных звуков, запах горящей резины и топлива.

Клубы черного дыма начали заполнять салон, в то время как самолет, раскачиваясь из стороны в сторону, тяжело уползал в ночь. Сильные толчки бросали пассажиров вправо и влево; узкие ремни безопасности натягивались, едва выдерживая мощные рывки.

Что-то вспыхнуло нестерпимо ярким, опаляющим светом. Огонь. На борту пожар.

Пламя охватило самолет.

Но разбитый авиалайнер все еще двигался, неуклюже скользя по земле, как гигантская игрушка. Наконец фюзеляж с оглушительным треском лопнул, носовая часть отделилась, оставив позади хвост и зияющую середину.