Триш Мори - Все очень просто Страница 30

Лука догадывался, куда она поехала, и у него было вполне логичное предположение зачем.

— Я должен найти ее, — сказал он, уже садясь в автомобиль.

Не важно, что разница между ними два часа пути. Он так скучал по ней…

— Пока ты не ушел, — услышал Лука вслед.

— Да?..

— Тина была очень подавлена, когда вернулась домой. Я позволил ей сесть на этот автобус только потому, что она настаивала. — Отец колебался секунду, позволяя возникнуть некоторой напряженности. — Только сделай так, чтобы, когда снова вернется домой, она не была подавлена еще сильнее. Ты понял, парень?

Лука понимающе кивнул. В словах Митча звучала неявная угроза, угроза, которая сказала Луке — отец Тины настроен вполне серьезно.

— Я не могу ничего гарантировать, но сделаю все возможное. — А затем, потому что Лука был в долгу перед этим человеком, готовым пожертвовать своей фермой, лишь бы спасти Лили, твердо произнес: — Я люблю вашу дочь, синьор Хендерсон. — Сказал и поразился собственной правдивости. — И хочу жениться на ней.

— Серьезно? — сказал ее отец, поглаживая бороду. — Тогда будем надеяться, если ты ее найдешь, конечно, — это то, чего она тоже хочет.

Кладбище располагалось на высоком утесе, у подножия которого начиналось лазурное море, простиравшееся до самого горизонта. Волны, сегодня просто дикие, бились о скалы и, обращаясь в пену, летели брызгами по ветру, который трепал ее волосы. Тина повернулась лицом к брызгам от очередной волны, жадно вдыхая запах моря и соли.

Тина всегда любила бывать здесь — с тех пор как отец впервые привез ее сюда еще в детстве. Тогда они бродили по вершине утеса, и отец все время вглядывался в синюю даль.

Они прошли тогда через кладбище, блуждая по его бесконечным дорожкам, читая надписи на надгробиях. Тине казалось, это было всего лишь увлечение отца. Но теперь ее приезд сюда уже значил нечто большее, чем просто прогулка по кладбищу, откуда открывался красивый вид. Ей внезапно вспомнился другой момент и другое кладбище, тоже с потрясающим видом через высокую чугунную решетку ворот.

Тина бродила по тропинкам между старыми могилами с камнями, покосившимися со временем, кое-где покрывшимися лишайником. Она шла в новую часть кладбища, где надгробия были более яркие, украшенные свежими цветами.

Она нашла то, что искала. Как всегда, подходя, Тина чувствовала все то же самое неверие в случившееся, уже знакомую боль. Такое она ощущала всякий раз, когда видела простой камень в форме сердца, под которым был похоронен ее крошечный ребенок, и простое кружево железа по периметру могилки.

Она опустилась на колени под шум волн и крики чаек.

— Привет, Лео, — мягко сказала Тина. — Это мама. — Ее голос сорвался на последнем слове, и ей пришлось остановиться и сделать глубокий вдох, прежде чем она смогла продолжить: — Я принесла тебе подарок.

Воздушно-пузырьковая пленка следовала за папиросной бумагой. Она осторожно развернула крошечный подарок.

— Это лошадка, — сказала Тина, подставляя стекло под солнечные лучи. — Я привезла ее из Венеции. Я видела, как один человек сделал такую же из горсти песка. — Она положила стекло на газон перед могильным камнем. — О, ты бы это видел, Лео, это было волшебно — то, как он превратил с помощью палки расплавленный песок в стекло. Это было так прекрасно, и я подумала: тебе бы понравилось. Тогда-то я и решила: у тебя должен быть такой конь.

Лука смотрел на Тину издали, желая позвать ее, прежде чем она снова исчезнет. Но он видел: она стоит на коленях, и он знал почему. Это могила его сына.

Что-то открылось внутри его, пропасть разверзлась настолько широко, была настолько глубокая, что Лука не мог не подумать: как же раньше он не чувствовал ничего подобного?

Лука увидел, как шевелятся ее губы, заметил что-то у нее в руках, а потом последовала вспышка солнечного света на стекле. И тогда он услышал шипение своего дыхания сквозь зубы. Услышал хруст гравия под ногами. Его ноги двинулись вперед сами по себе.

Тина слышала все это тоже, игнорируя Луку в течение секунды, а затем взглянула на него, взглянула еще раз, и ее глаза расширились, а лицо стало белее белого, когда она поняла, кто это.

— Здравствуй, Валентина, — сказал Лука. — Я приехал, чтобы встретиться с моим сыном.

Тина не ответила, то ли от шока из-за внезапного появления Луки, то ли потому, что ей было нечего ему сказать.

Он посмотрел на надгробие, на простые слова: «Лео Хендерсон Барбариго». Ниже стояла дата, а под ней фраза: «Еще один ангел на небесах». И хотя Лука уже знал имя своего ребенка и это позволило ему быстро найти нужную могилу, он был поражен:

— Ты дала ему мою фамилию…

— Он твой сын тоже.

Его сын…

Лука упал на колени и почувствовал, как по его щекам текут слезы.

Тина позволила ему плакать. Она ничего не сказала, ничего не сделала, но когда наконец Лука поднял глаза, он увидел следы от слез и на ее щеках.

— Почему ты не рассказала мне? — Слова были мучительные, они шли глубоко из его сердца, и в них слышалось обвинение. — Почему ты не рассказала мне?

Она не стала уклоняться от обвинений.

— Я собиралась, — сказала Тина тихим голосом, — когда наш ребенок родился. Я собиралась сказать тебе, что ты стал отцом. — Она печально покачала головой. — Но затем мне показалось, что говорить тебе все равно бессмысленно. — Тина беспомощно пожала плечами, и он смог увидеть ее боль в этом неловком движении.

И в этот момент Лука почувствовал и свою вину тоже.

— В Венеции, — начал Лука, — я наговорил тебе ужасных вещей. Я обвинил тебя в ужасном…

— Это был шок. Ты не знал.

— Пожалуйста, Валентина, не думай, что меня нужно оправдывать! Я не слушал тебя. Ты пыталась убедить меня тогда, но я не слушал. И я… я не хотел слушать. Это непростительно. — Он покачал головой. — Но теперь, зная, что он покинул нас раньше времени, ты можешь рассказать мне остальное? Можешь ли ты сказать, как все это случилось?

Тина заморгала и посмотрела на небо, стирая с щек слезы.

— Почти нечего рассказывать. Сначала все шло как обычно. Как и должно было быть. Но на двадцатой неделе начались боли… Я думала, должно быть, я съела не то и это своего рода пищевое отравление. Надеялась, боль пройдет. Но она становилась все сильнее и сильнее. А потом пошла кровь, и я так испугалась… Врачи сделали все, что могли, наш ребенок родился, но они не смогли спасти его. — Она сжала руки и так зажмурилась, что Лука невольно почувствовал ее боль. — Они не могли остановить это…

— Валентина…

— И это было так больно, гораздо больнее, чем должно было быть, для врачей и акушерок, потому что все понимали: они ничего не могут сделать, чтобы спасти моего ребенка. Все происходило слишком рано. Он был слишком мал, хотя его сердце билось, и он дышал, и его глаза были открыты, он моргнул и посмотрел на меня. — Она улыбнулась Луке, из ее глаз лились слезы. — Он был такой красивый, Лука, ты бы видел его! Кожа была почти прозрачной, и своей крошечной ручкой он схватился за мой мизинец, пытаясь держаться за него. — Ее улыбка исчезла. — Но он не смог жить… И все, что я могла сделать, это обнять нашего ребенка, пока его дыхание слабело и слабело, пока он не сделал последний храбрый маленький вдох…