Дженет Маллани - Счастливое недоразумение Страница 31

Поскольку я решил, что умру. Я хочу умереть, чувствуя себя с каждой минутой все хуже.

Робертс появляется с бутылкой бренди, бокалом и новым графином воды. У него на глазах слезы.

— Ты добрый парень, Робертс. Я не забыл тебя в завещании. А теперь оставь меня. — Зубы у меня стучат, меня сотрясает озноб.

Не важно. Я знаю, что скоро начнется жар, и сбрасываю одеяло и сорочку, которая трет кожу. Горячие бугорки усыпали все тело и дьявольски чешутся.

Бренди помогает мало.

Дверь спальни снова открывается.

— У вас не оспа.

Я хватаю одеяло, чтобы прикрыться.

— Я приказал вам отправляться к родителям, мэм. А теперь оставьте меня. Дайте спокойно умереть.

Шарлотта делает несколько быстрых шагов к кровати.

— Шад… сэр… это не оспа.

— Оспа. Я умираю. Уйдите.

— Ваша сестра говорит…

Слезы наворачиваются мне на глаза. Моя бедная сестра. Ей предстоит потерять второго брата.

Я утыкаюсь лицом в подушку.

— Выйдите из моей спальни.

— Ваша сестра говорит, что ей, вашему брату и вам делали прививку. Разве вы не помните? Хирург надрезает руку и втирает в нее какую-то гадость.

— Нет, не помню. Я устал. Пожалуйста, уйдите. Шарлотта протягивает мне сброшенную сорочку.

— Но она также сказала мне, что вы не болели ветрянкой.

Я отбрасываю сорочку.

— Ветрянкой болеют дети. Пожалуйста, оставьте меня.

— Она сказала, что вас отправили играть с детьми егеря, чтобы вы заразились.

Это я помню. Мы бегали и ужасно перемазались, мне было приблизительно пять, и дочка егеря, моя ровесница, вся покрытая белыми пузырьками, поцеловала меня и сказала, что выйдет за меня замуж. Однако к концу дня она бросила меня ради моего семилетнего брата, и позже он хвастался, что она показала ему пузырьки на попе.

Вскоре после этого брат и сестра заболели. А я — нет.

Моя племянница, припоминаю, недавно перенесла подобное недомогание. Однако…

— У меня оспа, — настаиваю я. — Я умираю.

— Взрослые переносят болезнь гораздо тяжелее, чем маленькие дети. Ваша сестра сказала, что ваша племянница недавно хворала, и я подозреваю, что вы заразились от нее. Так что вы не умрете.

— Как хотите. — Я делаю большой глоток бренди, мои зубы стучат о бутылку. У меня нет сил спорить, я должен экономить их для неизбежного ухода. — Найдите Робертса.

— Что?..

— Сейчас же!

Бросившись через комнату, Шарлотта хватает горшок (по счастью, пустой) и держит передо мной, пока меня выворачивает.

Это, должно быть, самый неловкий момент в моей жизни. Я рад, что мне слишком плохо, чтобы оценить его во всей полноте.

— Теперь можете идти, — говорю я, когда снова обретаю голос.

Воцаряется пауза, и я задумываюсь, не собирается ли Шарлотта опрокинуть содержимое горшка мне на голову.

Вместо этого, она молча подает мне воду прополоскать рот, укладывает меня на подушку и вытирает мне лицо влажной тканью.

— Ваша сестра также прислала вот это.

Я с недоверием разглядываю большую бутылку. После болвана-врача я не знаю, чего ожидать.

— И что вы намерены с этим делать?

— Ваша сестра говорит, что это ослабит зуд, — добавляет она, развеивая мои худшие опасения после предложений врача. — Я протру вам кожу.

— Можете оставить это и идите.

— Помолчите, Шад, и уберите одеяло.

— Ну уж нет. Пошлите за Робертсом.

Она решительно помахивает бутылкой.

— Робертс обедает. Больно не будет, уверяю вас.

Будет.

— Хорошо. — Я скидываю одеяло до пояса.

Шарлотта точно знала, как сломить мое сопротивление. Флоту бы пригодился такой умелый тактик.

Я переворачиваюсь и подставляю ей спину. У Шарлотты вырывается вздох.

— О Господи! Ой. Вы раздавили один на шее, не надо так делать, иначе останутся шрамы. Они все появились сегодня?

— Я думал, это блоха укусила.

Я вскрикиваю от неожиданности, когда Шарлотта обильно смазывает мне шею и спину прохладной пощипывающей жидкостью.

Шарлотта бормочет себе под нос, подсчитывая. На «тридцать три» она стягивает одеяло, открывая мой зад и ноги, на «девяносто два» приказывает мне повернуться, и я хватаю простыню, чтобы сохранить скромность.

Она протирает меня с головы до ног, включая уши.

— Готово! — Она тянется за пробкой. — Сто семьдесят четыре.

— Простите, но сто семьдесят пять. Бутылку, пожалуйста, и отвернитесь.

Она вручает мне бутылку, но руки у меня трясутся так, что я едва не выронил ее. Шарлотта берет мои руки в свои, придерживая бутылку.

— Где?

— Как вы думаете? — Я вцепляюсь в одеяло.

— На штыре?

— Кто научил вас этому слову? — Я пытаюсь изобразить потрясение.

— Вы, сэр.

Да, точно, это я научил.

— Это неприлично. Позвольте мне.

— Мы женаты, — вспыхивает она.

— Да, но… — Я чувствую себя слишком несчастным, чтобы спорить, и оставляю ей контроль над одеялом и моей анатомией. — Хорошо.

Я крепко зажмуриваюсь.

— Я не могу разглядеть… — говорит она.

Я произношу слова, от которых потом (если выживу) со стыда сгорю, но сейчас это меня мало волнует.

— Отодвиньте… вы знаете, я показывал вам, когда мы…

— Конечно.

Я благодарен ей за сухость тона.

— Ой!

— Простите.

Случилось невероятное. Не могу в это поверить — я у врат смерти, притирание ужасно жжет, и все же прикосновение Шарлотты пробуждает меня.

Господи, она смеется.

— Извините, — говорю я натянуто. И ухудшаю положение, тычась мужским естеством ей в руку. — Иногда это случается без всякой причины, это ничего не значит. Ну, в общем, в этом нет ничего дурного, он сам опустится, это…

— Шшш. — Она касается моих губ тканью, заставляя замолчать.

Глава 12

Шарлотта

Я сказала ему, что он не умрет, и он, кажется, был разочарован.

Но сама я не слишком уверена, что он не умрет. Даже при том, что одна его часть весьма жива, у него сильная лихорадка, и я боюсь за него. За несколько часов после нашего возвращения домой ему стало гораздо хуже, он очень болен, и, подозреваю, только гнев и ревность держали его на ногах большую часть дня. Я особенно встревожилась, когда он впал в беспокойный сон. Он смотрит мимо меня так, словно кто-то еще вошел в комнату. Его глаза лихорадочно горят, он произносит одно слово: «Мама». Ведь умирающие зовут своих матерей?

Возвращается Робертс с лакеем, которому я велела принести ячменный отвар. Лакей выносит горшок. Мы с Робертсом стоим рядом у кровати, Шад бредит во сне.