Мишель Рид - Женская гордость Страница 32

— Теперь прошу тебя, пойми меня правильно, — продолжал он, видя, что она встревожилась. — Я все еще не отказался от мысли, что мы поженимся. Я считаю, что в последние месяцы наши отношения зашли в тупик, и нам нужно срочно выбираться из него, во всяком случае успеть выбраться до рождения ребенка. Я думаю, что для начала нам хорошо бы познакомить друг друга со своими семьями. В конце концов, они будут играть не последнюю роль в нашей жизни. — Клея пыталась отвести взгляд, но Макс смотрел на нее с непоколебимой твердостью.

Опять нужно защищаться? Клея пожала плечами:

— Не понимаю, что может измениться, если ты познакомишься с…

— Послушай, я хочу сказать тебе одну вещь, раз и навсегда, — оборвал он ее мрачно.

Их разделяло несколько метров, но у Клеи создалось впечатление, что он физически атаковал ее. Он угрожающе поднял палец.

— Тебе не удастся вычеркнуть меня из жизни моего собственного ребенка. И я не буду довольствоваться ролью самозванца только потому, что ты всех людей аккуратно раскладываешь по ящичкам, а на моем ящичке написано «Подлец». — Клея вздрогнула. — Сейчас мне приходится подыгрывать тебе, у меня нет другого выхода, все карты на твоей стороне — деликатность твоего положения в первую очередь. Я ни к чему не могу сейчас принуждать тебя, чтобы не расстраивать тебя и не вредить твоему здоровью…

— Макс, это все не игрушки, — остановила его Клея.

— Вот именно! — воскликнул он. — Тут ты абсолютно права! Это не игрушки. И ты должна помнить об этом. Так что я говорил?..

Он нарочно сделал глубокий вздох, сдерживая себя, чтобы не сказать чего-либо более резкого, а она быстро заморгала и стала послушно слушать.

— Так вот, я смирился с тем, что не подхожу тебе как муж. — Он с видимым презрением повторил ее слова, произнесенные несколько месяцев назад. — Но и ты должна смириться с тем, что я не позволю, чтобы меня грубо отстранили от участия в жизни собственного ребенка. Поэтому, я считаю, нам нужно начать закладывать фундамент новых отношений, приемлемых для нас обоих. Начать хотя бы со встречи с родителями…

Клея сделала вид, что всецело занялась посудой на подносе. Ей было обидно, что только сейчас, в связи с ребенком, захотел Макс познакомиться с ее матерью. Раньше он никогда не «опускался» до таких желаний.

— Ну что ж, это будет справедливо, — согласилась она, пожав плечами. Затем не удержалась, чтобы не уколоть его: — Не знаю только, захотят ли еще мои родители знакомиться с тобой. — И была очень довольна, увидев, что он был-таки уязвлен. — Но я поговорю с ними, они пригласят тебя как-нибудь на обед…

— Нет. — Макс решительно покачал головой, так что Клея не знала, что и думать. Затем, к ее удивлению, он как-то невесело улыбнулся и сказал: — Я лучше приглашу их к себе, если ты не возражаешь. Я сам дам обед, в своем доме.

— А, — теперь была уязвлена Клея, с той лишь разницей, что Макс обидел ее ненарочно. Он еще ни разу не удостаивал ее приглашением к себе домой. За все время их близости Макс ни разу не пригласил ее к себе, ни разу не разрешил ей пересечь невидимую границу, вход за которую любовницам был запрещен. И вот сейчас он спокойно поднимает барьеры — ради ребенка, ради светских приличий, ради собственного успокоения! — Ну, тогда, я уверена, ты произведешь неизгладимое впечатление, — сказала сквозь зубы Клея, переменив наконец положение, в котором она застыла с начала этого разговора.

Как было бы хорошо, если бы я курила! — с отчаянием подумала она. Можно было бы хоть как-то успокоить нервы. Какой был хороший день! Но Максу обязательно нужно было все испортить, и, главное, ему хоть бы что!

— Слушай… — Макс заговорил другим тоном, более суровым: — Ты очень ясно определила для меня рамки моих действий во всей этой… всей этой…

— Дурацкой истории! Вот что ты хочешь сказать! — крикнула Клея и, вконец выведенная из себя, чуть не набросилась на него с неожиданной как для него, так и для себя самой, яростью. — Когда ты перестанешь относиться ко мне как к какой-то таблице из твоих глупых компьютеров?

Макс осекся, но продолжал смотреть на нее свысока.

— Извини, — пробормотал он виновато. — Я не… имел в виду…

— Ну, конечно, ты никогда ничего не имеешь в виду, правда, Макс? — презрительно спросила Клея и с такой силой поставила кружки на поднос, что чуть не разбила их. — Ты не имел в виду осложнять себе жизнь нежеланным ребенком! Ты никогда не имел в виду внушать мне, что я никому не нужная грязная дешевка! Ты никогда не имел ввиду попасть в такое тягостное для тебя положение! Ты ни в чем не виноват! — разгоряченная Клея выкладывала все, что у нее было на душе. — И теперь мы обсуждаем решения, к которым пришел твой необычно логичный ум, — по поводу выхода из этой в высшей степени нелогичной ситуации! И ты что, думаешь, я буду подчиняться этим твоим решениям?

— Поставь молочник, — сказал он тихо и устало, — сейчас уронишь.

Клея оторопело посмотрела на маленький фарфоровый молочник в своей сильно дрожащей руке. Только сейчас она с изумлением почувствовала, что ее всю трясет. И тогда, вне себя от ярости, она замахнулась и запустила молочником в Макса.

Уже когда Клея бросала молочник и смотрела, как он летит вверх дном к голове Макса, ее охватило отчаяние от собственной невыдержанности, она была совершенно ошеломлена тем, что может вести себя до такой степени по-детски.

Клея промахнулась — Макс успел ловко пригнуться, и молочник вдребезги разбился о стену. Тысячи мелких черепков со звоном рассыпались по плиточному полу.

Целую вечность они безмолвно смотрели друг на друга. Дело было, конечно, не в молочнике, который был быстро забыт. Чувствовалось, что гроза еще только начинается. Макс был поражен не меньше Клеи. Он смотрел на нее как на незнакомку, причем довольно опасную незнакомку.

— Да что, черт возьми, с тобой происходит? — неожиданно взорвался он. — Какого черта тебе от меня надо?

— Ничего мне от тебя не надо! — почти кричала она. — Мне от тебя абсолютно ничего не надо.

Тут она решила презрительно рассмеяться, но вместо этого к глазам у нее подступили горячие колючие слезы, а губы скривились, готовые к плачу.

— Ты хочешь увидеть моих родителей? Хорошо, это я тебе устрою! — рыдала она уже в голос, размахивая руками и дрожа всем телом, путаясь в словах. — Тебе хочется поиграть в заботливого отца? Пожалуйста! Но не смей больше приходить сюда, в мой дом, и командовать мною! Ты со мной обращаешься как с одной из своих глупых подчиненных, которые строят тебе глазки. Что ты обо мне знаешь? Ну что? — продолжала она, захлебываясь слезами.