Барбара Картленд - Игра чувств Страница 32

— Учу вас уму-разуму, — прорычал он, снова притягивая Клиону к себе. — Он целует вас так? Если да, то вперед, выходите за него замуж, но так ли это?

Наступило долгое молчание: Клиона почувствовала, что силы покидают ее. Если бы руки Чарльза не сжимали ее так крепко, она бы упала. Ее сердце бешено колотилось, в грудь отдавали мощные удары сердца Чарльза. Клионе хотелось стоять так вечно, улетая в мечты, где они всегда будут вместе.

Он вот-вот произнесет слова, которые ей так хотелось услышать.

Но чары разрушил не голос Чарльза, говорящий о любви, а что-то другое. Что-то, от чего у Клионы кровь застыла в жилах.

Тихое, вежливое покашливание.

Оба, вздрогнув, повернулись и увидели, что перед ними стоит Джон.

Он улыбался.

— Послушай, старина, — дружелюбно сказал он, — тебе не кажется, что это чересчур? Навязывать леди свое внимание! Я еще на полпути к террасе слышал, как она требовала ее отпустить.

Чарльз дрожал от овладевшей им страсти и от усилия взять себя в руки. Каким-то образом ему удалось вернуть ясность мысли.

Навязывать леди свое внимание! Да, так и есть. Только таким способом можно уберечь ее репутацию. Лицо графа стало жестким, и таким увидела его Клиона, когда подняла взгляд.

Джон прогулочным шагом прошел вперед и взял Клиону за руку, тогда как Чарльз отступил на шаг.

— Кажется, я подоспел как раз вовремя, дорогая, — мягко произнес он. — Нет нужды поднимать шум. Чарльз не имел в виду ничего серьезного. Волокита, каких свет не видывал.

Джон вел Клиону обратно к террасе и о чем-то говорил, а она шла как в тумане.

Теперь все кончено. Ее ничто не спасет. Она неверно разыграла свои карты…

Впрочем, какое это теперь имеет значение? Она не нужна Чарльзу, чтобы он за нее боролся.

Но, уходя из сада, девушка отчаянно молилась, как делала и раньше, когда надежда казалась потерянной.

— Пожалуйста, пожалуйста, — шептала она про себя, — пусть что-то случится. Не знаю что. Я не могу больше думать, я слишком растеряна. Ну, брось мне спасательный круг… пожалуйста…

К этому времени гости уже начали выходить на террасу, с любопытством глядя на молодых людей.

— Вот вы где, — удивленно произнесла графиня. — Мы не знали, где вас троих искать.

Чарльз не помнил, что ответил. У него голова шла кругом. Наверное, сказал что-то бессмысленное о бале, напитках, следующем танце, о чем угодно.

— Вам следует вернуться к гостям, — сказала графиня. — Пришло время… Боже правый, что это за шум?

Шум возни доносился с лужайки, которая начиналась прямо за террасой. До слуха доносились крики, чей-то голос звучал громче остальных — решительный рев человека, который не потерпит отказа.

— Не смейте меня останавливать! Прочь с дороги!

— Сэр, вы не можете…

— Прочь с дороги!

В темноте едва можно было различить фигуры людей, бегущих по лужайке к ступеням, которые вели на террасу. Первым у цели оказался мужчина лет шестидесяти. Он казался диким. Его седые волосы растрепались и дыбом стояли на голове. Его одежда была дикой, его лицо было диким. Но прежде всего дикими были его глаза.

Темные безумные глаза, горящие гневом и ненавистью.

— Меня зовут Джейкоб Омерод, — хрипло сказал он. — И я пришел, чтобы предать вора правосудию. Вот он! — проревел мистер Омерод, протягивая дрожащий палец. — Мошенник, лжец, вор. Он украл мой дом!

Слуги, спотыкаясь, взбежали по ступенькам вслед за незваным гостем и схватили бы его, но Чарльз подал им знак отступить. Все взгляды устремились на сумасшедшего, который дрожал от ярости, а потом на человека, на которого тот указывал.

Джон.

На лице Джона не дрогнул ни один мускул, но в глазах было почти столько же злости, сколько во взгляде его обвинителя. Невеселая улыбка играла на его губах. Он и раньше сталкивался со своими жертвами, но не любил, когда это происходило на людях.

— Вор! — завопил мистер Омерод. — Он украл мой дом!

— Поставить на кон документы было вашей идеей, — холодно парировал Джон. — Я не желал этого, но вы настояли.

— Для меня это было единственным способом вернуть то, что вы обманом у меня выиграли, — хрипло вскричал мужчина.

— Будьте очень осторожны, — ядовито сказал Джон. — Ваши последние слова — клевета.

— Мои слова — это правда!

— Ты выиграл дом этого человека? — вполголоса потребовал ответа Чарльз.

— В честной игре, он сам предложил поставить документы. Я поначалу возражал как раз по этой причине. Настаивают на высоких ставках, а потом вопят, если проигрывают.

— Ради Бога, Джон, верни дом.

— Ты с ума сошел? Это моя самая большая удача за многие годы.

— Тебе ни в коем случае не следовало принимать эту ставку…

— Но я принял и выиграл, честь по чести.

— Неужели? — холодно спросил Чарльз.

— Ты на что намекаешь? Что я мошенничал? Как не стыдно, Чарльз! Подумай о семье.

Чарльз выругался себе под нос. Он не мог под собственной крышей обвинить двоюродного брата в мошенничестве. Если бы смотрители клуба заметили доказательства нечестной игры, то вовремя вмешались бы.

И все же Джон лишил человека дома, и вот последствия. Доброе имя Хартли пострадает в любом случае.

Мужчина пошатнулся от силы переживаний и упал бы, но кто-то из гостей поддержал его, а другие усадили на каменную скамью. Одна из женщин принесла ему бокал вина.

Мысль Джона быстро работала сразу в двух направлениях. Он повел себя сдержанно, когда застал Клиону в объятиях кузена, надеясь, что, если не вызовет открытого противостояния, все еще сможет собрать золотой урожай, который она собой являла.

И в то же время он понял, что потерял ее. Он играл на шанс предъявить на нее свои права, хотя и знал, что такого шанса почти не существует.

Быть может, стоит вернуть Омероду его документы, чтобы произвести впечатление на Клиону. С другой стороны, чутье подсказывало ему, что нужно держаться за этот выигрыш, потому что каждый пенни еще понадобится самому. Какая-то особая черта характера заставила его пойти двумя путями одновременно.

Клиона ласково разговаривала со стариком, держа его за руку. Спустя какое-то время она поднялась и подошла к месту, где стояли Чарльз и Джон. К изумлению Чарльза, она теперь смеялась, будто потешалась над шуткой.

— Какая нелепица, — сказала она Джону. — Похоже, мистер Омерод решил, будто вы все время носите бумаги при себе и можете прямо сейчас их ему отдать. Как можно быть таким наивным? Вы ведь наверняка оставили их в каком-нибудь лондонском банке.

— Вы восхитительно уравновешенная женщина, — с уважением сказал Джон. — Так, безусловно, было бы разумно поступить, но мне не хотелось их нигде оставлять.