Непобедимый. Право на семью (СИ) - Тодорова Елена Страница 33

— Полина… Полина, закрой рот.

Он даже не сразу может меня заткнуть. Ломается голос, садится и выдает ту самую огромную бурю эмоций. Она меня сотрясает. Пронизывает электромагнитными волнами до костей. И даже их как будто ломает.

Нет, теперь точно не закрою.

Нет же!

Не знаю, откуда черпаю смелость. Выгребаю все, что нахожу.

— Если ты понял, что все это есть, как ты мог меня отпустить? Почему ты не сказал? Когда ты понял? Когда? Почему не позвонил? Почему?! — выкрикиваю, пока он возится с ремнем. — Миша???

— Не ори. Ребенка разбудишь, — звучит почти спокойно.

Браво! Теперь он пытается делать вид, что еще что-то контролирует.

— Скажи мне… Выдай все, и закончим!

— Что, блядь, закончим?!

Он, естественно, голос не повышает, но в его случае в этом и нет необходимости. Интонациями по всем нервным окончаниям продавливает.

— Ты любил меня? Давай же! Говори! Если все это только из-за сына, тогда что ты делаешь сейчас?! Зачем прикасаешься ко мне? Зачем? — как же трудно мне даются эти вопросы. — Говори, Миша! Говори все!

— Все ты не выдержишь, — изрекает он и наваливается на меня.

Едва прикасаемся голыми телами, я с первых секунд задыхаюсь. Он такой же огромный, горячий и твердый, как я помню. Я дрожу так сильно, что, кажется, даже пол подо мной трясется.

— Говори, Миша… — выпаливаю, не справляясь с эмоциями. — Иначе… Не смей меня трогать! Убирайся вон!

— Попробуй меня остановить, — выдает он крайне мрачно.

— Остановлю! Ты во мне еще сомневаешься? Остановлю, Миша, — последнюю фразу с такой же угрожающей обреченностью произношу. — Разве что и тут силой хочешь… Тогда вперед!

Он наклоняется. Упирается лбом в мою переносицу. Так давит, у меня едва не раскалывается череп.

— Что именно тебе, блядь, сказать? — натуральным образом рычит. — Если я скажу, что любил тогда, ты свалишься с высоты своей гордыни и разобьешься насмерть.

— Ты же хотел убить меня? Так убивай!

Тяжелое дыхание Миши дробит время на какие-то наносекунды. Чаще получается. Громче звучит. Разрывает. Раскалывает. Весь мир по швам трещит. И мне кажется, что все уже… Ничего больше не страшно.

Пока он с яростью не выдает:

— Любил.

Я вроде ждала этого, надеялась и последние пару минут даже подозревала. Но лишь когда Тихомиров это говорит… Лишь тогда я понимаю, что он был прав — это убивает.

От взорвавшей мою душу боли хочется не просто кричать, выть в голос. Вот только едва я набираю в легкие воздух, только распахиваю губы, ощущаю, как Миша приподнимается и входит в меня.

«Стонов и вздохов ты от меня не услышишь…»

Стонет же… Господи… Оглушающе громко и одуряюще хрипло он стонет.

Боже мой… Боже мой…

Боже… Мой…

31

Полина

Вместо всего, что хотела бы выдать, лишь громко ахаю и замираю. Кажется, больше никогда ни вдохнуть, ни выдохнуть не смогу. Разрывает грудь какой-то звенящей высоковольтной волной. Наполняет сумасшедшей энергией.

Он внутри… Внутри меня… Внутри… Так глубоко…

— Миша… Миша-Миша…

Непобедимый издает еще один, на этот раз сдавленный стон и начинает двигаться. Ощущения поражают сильнее, чем в наш первый раз. Я сжимаюсь и пытаюсь тормознуть обрушившуюся на меня бурю. На какое-то короткое мгновение мне это удается. Тело будто застывает, и я чувствую лишь механические движения. Движения Мишиного члена. Толчок, еще толчок… Тягучий, глубокий, мощный… И в следующую секунду мое тело будто взрывается. Эмоции и ощущения полностью из-под моего контроля выходят. Они множатся и летают внутри меня, словно боевые снаряды, образуя новые и новые клубы энергии. Энергии, которая поглощает меня, пугает и сводит с ума. Не уверена, что смогу ее выдержать, но остановить уже ничего не могу. Никакие блоки не работают.

— Миша… Ми-и-ша… Миша-Миша…

Он содрогается. Мой несокрушимый железный воин на каждом моем стоне дрожит. Ловлю эту дробную и чувственную пульсацию не только ладонями, но и всем остальным телом. Нас обоих с невообразимой силой колотит.

Обиды, боль, угрозы, решения — все это смывает. Остается лишь любовь, которую я так и не смогла перебороть, двухгодичная тоска и какой-то безумный плотский голод.

— Не останавливайся… Не останавливайся… — выдаю, будто в бреду.

Ведь Миша и не думает этого делать. Не знаю, какие раны пытается латать, но то, что руководствуется именно этим в первую очередь — это очевидно. И при этом расчет в его действиях уловить невозможно. Он несется, как зверь, на инстинктах. Абсолютно бесконтрольный. С каждым движением выплескивает свои чувства, свою потребность и именно этим меня сокрушает.

Руки жадно сжимают, губы жестко ласкают — кожа шеи и груди горит огнем.

Член непрерывно вколачивается. Моя теснота и его размеры вызывают болезненный дискомфорт, и вместе с тем, кажется, будто в мое тело вернули одну из самых важных деталей. Мою. Законную. А я ведь даже не понимала, что ее тоже не хватает. Лишь сейчас… Заработала полноценно. С перебоями. Со стонами. С повышенным напряжением всего организма. Со жгучими молниями по натянутым мышцам.

— Миша… Миша… Я тебя люблю… — выплескиваю вполне осознанно. С болью вырываю, но держать в себе больше не могу. После всего, что сегодня было сделано и озвучено, эти чувства меня убивают. Тихомиров же… Он впервые сбивается. Содрогаясь, тормозит и замирает. — Миша… — выдыхаю протяжно. Веду ладонями по его плечам, спине, шее. И с какой-то отчаянной упертостью повторяю: — Я тебя люблю.

Он тяжело вздыхает, ловит мои ладони, стискивает до боли и, припечатывая к ковру, глухо выдает:

— Я тебе не верю.

— Ну и не верь! А я буду говорить…

— Нет уж. Будь добра, заткнись.

— Какая тебе разница, что я говорю?

— Большая. Заткнись, сказал.

— Миша… Миша… Я…

Тогда он затыкает меня единственным возможным способом — накрывает мой рот своим. Возобновляя движения, выпускает мне в рот часть своего удовольствия. Сначала инстинктивно принимаю, а мгновение спустя уже вполне осознанно глотаю эти хриплые вибрирующие внутри меня звуки. И на влажное движение его горячего языка со всей охотой отвечаю. Узнаю его вкус, вспоминаю и захлебываюсь восторгом.

Наверное, я стону, и Миша тут же углубляет поцелуй. Он становится жестким и до трясучки голодным. Несколько раз кусает меня. И это тоже приятно. Я отвечаю — вгрызаюсь в его губу в ответ, пока не сталкиваемся языками. С какой-то одуряющей дикостью сплетаемся и жадно сосемся. Никогда такого не было. Никогда… А теперь будет. Иначе нам не переработать все то, что скопилось.

Все движения Миши становятся резче и грубее. Толчки внутри меня в том числе. Быстрее, мощнее, чаще… Словно не близость это, а какое-то сражение. И в то же время я понимаю, что это, в отличие от шлепков, не наказание. Он вместе со мной сходит с ума. Непобедимый не способен остановиться. Он больше не может подавлять свои чувства. Хорошие они или плохие — не знаю. Совершенно точно, что очень сильные. Они его сокрушают. Он в них горит.

«Любил…»

Любил… Любил… Любил…

И меня выбрасывает. В какое-то звенящее, запредельное, невесомое и горячее пространство. Я столько раз кончала без него, но ни один мой оргазм и близко не был похож на этот космический полет. С Тихомировым по-настоящему взрываюсь, умираю и на долгий миг зависаю там, за чертой.

Миша останавливается. Что-то говорит… Одно короткое слово. Я разобрать не могу… Что сказал? Переспросить не хватает сил.

Он прижимается к моей переносице лбом. И какое-то время просто дышит. Громко, часто и хрипло. На самых высоких оборотах работает сердце — чувствую. Но он не кончил… Может, это и неважно. Однако меня беспокоит. Сильно. Но недолго.

В следующее мгновение Тихомиров отстраняется и, резко переворачивая меня, ставит на колени. Машинально ловлю ладонями равновесие. И почти сразу же его теряю, когда он снова входит. Миша и сам давит мне на затылок, заставляя опускаться ниже и выпячивать зад. Руки сгибаются, продираю локтями ковер. А в следующую секунду об него же царапаю лицо.