Фрида Митчелл - Возвращение весны Страница 33

Ведь он ни в чем не заверял ее, не просил извинения, даже ничего не объяснил. Просто поманил пальцем — и она тут же бросилась в его объятия. Эми закрыла глаза, сдерживая стон. Как она могла совершить подобную глупость? Как могла?

— Эми? — Голос за ее спиной был сонным, но Лука, должно быть, почувствовал, как напряжено ее тело. — Ты проснулась? — ласково спросил он.

— Да. — Притворяться не имело смысла. Возможно, ей легче будет высказать все под покровом темноты.

— Дорогая…

Лука попытался повернуть ее к себе, но Эми быстро соскочила с кровати и накинула висевший на спинке кресла халат.

— Нет… Мне надо кое-что объяснить тебе…

— Объяснить? — Он тихо рассмеялся. — Возвращайся в постель, малыш, и я внимательно тебя выслушаю.

В его голосе звучали ленивые, снисходительные нотки, и это еще больше испугало Эми.

— Ты не понимаешь! Эта ночь была ошибкой, мы не должны были этого делать. Мы… Ничего не изменилось.

— Эми… — Раздался щелчок выключателя, и комнату залил теплый розовый свет. Лука сел на кровати, и соскользнувшая простыня обнажила мускулистую грудь. — В чем дело?

— Я… Мне не следовало спать с тобой, — торопливо сказала она, борясь с халатом и как можно туже затягивая пояс.

— Почему, черт побери? — Он так до сих пор и не понял, о чем она говорит! Его заботливый тон свидетельствовал о том, что Лука объясняет ее заявление разыгравшимися нервами. — Ты же замужем за мной, забыла? — шутливо спросил он. — И имеешь полное право на мое тело.

— Ты знаешь, что я имею в виду. — В отчаянии посмотрев на него, она рухнула в кресло, ноги не держали ее.

Последовало напряженное молчание.

— Нет, я не знаю, что ты имеешь в виду, — тихо проговорил Лука, по выражению лица Эми поняв, что это не просто мимолетный каприз. — Может быть, соблаговолишь объяснить? Хочешь, называй меня старомодным, но мне всегда казалось, что семейные пары занимаются любовью довольно часто, а если принять во внимание то, что последний раз мы с тобой были вместе в постели год назад, вряд ли можно назвать меня слишком… требовательным.

— Мы занимались не любовью! Мы…

— Ну? — бесстрастно спросил он, когда она, покраснев, замолчала. — Чем же мы занимались? Просвети меня, Эми, потому что я либо непроходимо глуп, либо не знаю чего-то важного. С моей точки зрения, этой ночью я занимался любовью со своей женой. А чем занималась ты?

— Не передергивай! — раздраженно бросила она, обидевшись на его небрежный тон. Как он смеет? Как он смеет намекать на то, что аморальна она?! — Ты не можешь винить меня за мои сомнения… во всяком случае, после Франчески.

— Франчески? — В мгновение ока он вскочил с кровати и, вытащив ее из кресла, поставил перед собой. — Какое отношение к этому имеет Франческа?

— Какое отношение?.. — Эми так возмутила его наглость, что она с трудом заставила себя продолжить: — Франческа Морелли… Помнишь ее? Подружку Анджелы? Женщину, недавно отказавшуюся от сомнительного удовольствия делить с тобой постель ради добропорядочной жизни? Мне кажется, она имеет к тебе некоторое отношение, не так ли?

— Не имею ни малейшего понятия, о чем ты говоришь. — И что-то в интонациях его голоса, в выражении лица, сказало ей, что она совершила страшную ошибку. — Но пора бы тебе наконец объясниться, — произнес Лука со зловещим спокойствием, от которого у нее похолодела кровь. — Хотя, думаю, в конце концов выяснится, что в дураках оказался я.

— Ты… Письмо… — Она боится его, с ужасом осознала Эми. Боится выражения боли в глазах, горькой складки у губ, еще совсем недавно доставлявших ей такое наслаждение.

— Письмо? — Отпустив ее, Лука резко нагнулся за брюками, валяющимися на полу. — Какое письмо, Эми? — повторил он медленно, готовый вот-вот сорваться.

— Письмо, которое я написала тебе, уезжая, — сказала она в полном отчаянии. — В котором все объяснила.

— Я не получал никакого письма.

Одетый только в черные брюки, с босыми ногами, обнаженным торсом и всклокоченными волосами, он был великолепен. Черная щетина на щеках только подчеркивала его мужественную красоту. Она теряет его, и на этот раз окончательно, в каком-то оцепенении подумала Эми.

— Но я оставила письмо, — пробормотала она, понимая, что только вредит себе, но не в силах остановиться. — Там было написано, что я узнала о твоем романе с Франческой и ухожу от тебя. Что же… что же тогда ты подумал о моем уходе, если не нашел письма?

— Что тебе невыносимо оставаться в Италии, — мрачно ответил он. — Что потеря ребенка легла на твои плечи слишком тяжелым грузом, что тебе нужно на время уехать подальше от дома, где все напоминало о нем.

— Лука…

— А ты решила, что я завел любовницу? — Он произнес это так, словно сама мысль о подобном поступке была чудовищной и невероятной. — Нашего ребенка уже не было с нами, ты была на грани самоубийства — а я завел себе любовницу?

Впервые за долгое время Эми подумала, что, возможно, муж не предавал ее, что здесь какая-то трагическая ошибка, но было уже слишком поздно. Лука никогда не простит ей того, что она до такой степени не доверяла ему.

— Со дня нашей первой встречи я ни разу не взглянул на другую женщину. Ты заполнила все мои дни и ночи, ни для кого другого просто не оставалось места. Каждый день я благодарил Бога за то, что ты вошла в мою жизнь, знаешь ли ты это, Эми? — В его голосе слышалось презрение к самому себе. — И все это время ты недоверчиво наблюдала за мной, ожидая, что я тебя предам?

— Нет! — Она ошеломленно смотрела на него. — Все было совсем не так.

Он покачал головой.

— Я не верю этому. Кто сказал тебе, что у меня роман? Полагаю, кто-то должен был это сделать?

— Да. — Имя Анджелы уже готово было сорваться с ее губ. Но как сказать ему о том, что его собственная сестра намеренно разрушила их брак? Да и поверит ли ей Лука? Судя по всему, Анджела будет все отрицать. Почему, о, почему в тот день она не рассказала Стефании о причине своего отъезда? Может быть, тогда у них был бы шанс?

— Не хочешь говорить! — мрачно констатировал следивший за ней Лука. — Ты поверила кому-то на слово, без всяких доказательств, даже не переговорив со мной, и после этого уверяешь, что не подозревала меня все время? Никакого письма не было, так ведь, Эми? Ты просто захотела уйти из моей жизни.

— Нет, Лука, нет! — Ей казалось, что она уже видела его во всех состояниях, но это горькое презрение к себе и оголенная, нескрываемая ярость были чем-то новым. — Поверь, письмо действительно было…

— А я-то думал, что отпускаю тебя на время, — прервал он ее. — Что должен принести эту великую жертву, чтобы ты могла немного успокоиться, окрепнуть, взглянуть на вещи здраво. Твое состояние ухудшалось день ото дня, но я думал, что это из-за того, что я взял тебя в жены прежде, чем ты успела окончательно повзрослеть, из-за того, что Доменико появился слишком рано, из-за того, что ты винишь себя в его смерти… О, из-за тысячи причин! И винил во всем только себя. Моя мать была согласна со мной, ты знаешь об этом? — с горечью спросил он. — В день твоего рождения, когда ты ушла к себе так рано, мы долго разговаривали с ней и решили, что мне лучше на время отойти в сторону, что я слишком люблю тебя, для того чтобы помочь, что надо дать тебе свободу. Стефания всегда принимала твою сторону.