Шэрон Кендрик - Итальянский любовник Страница 34

Ведь не существовало специального справочника, где можно было бы найти руководство по поведению в данной ситуации.

– Когда тебе надо вернуться к работе? – спросила она.

– Когда захочу. Прежде всего, мне необходимо удостовериться, что ты устроена здесь и…

Он помедлил и добавил тихо:

– …и счастлива.

Счастлива и устроена. Если бы он только знал. Куда делась прежняя Ева, которая могла болтать с Лукой, подшучивать над ним, дразнить его и чувствовать себя при этом равной ему. Неужели та, прежняя Ева осталась на побережье своей родной Англии?

– Ты очень мил.

Лука слышал много определений в свой адрес от разных женщин, но его еще ни разу не называли «милым». Он не хотел быть «милым». Он встал из—за стола и нетерпеливо полез в задний карман джинсов. Достав тонкую темно—синюю коробочку, он положил ее на стол перед Евой, так небрежно, словно кинул колоду карт.

Ее сердце забилось. Всем было известно, что дарилось в подобных коробочках.

– Ч—что это?

– Почему бы тебе не открыть и не посмотреть?

Она со щелчком открыла крышку и перевела дыхание, не веря своим глазам – там лежал браслет, ярко сверкающий на фоне синей атласной подушечки.

Браслет состоял из цепи радужных, искрящихся и переливающихся бриллиантов, каждый из которых был размером с ноготь. Она смотрела на браслет в изумлении, а потом с неподдельным ужасом перевела взгляд на Луку.

– Лука, в любом случае я не могу этого принять.

– Безусловно, можешь. Ты моя жена, и ты родила мне прекрасного сына. Позволь, я надену его тебе на руку.

Он наклонил голову, чтобы закрепить застежку у нее на запястье, и Ева закрыла глаза, когда кончики его пальцев легко касались ее кожи. Его теплые прикосновения так контрастировали с тяжестью и холодом ювелирного изделия. К черту браслет, думала она. Можешь швырнуть его в другой конец комнаты, только не переставай прикасаться ко мне.

Но он перестал. Последним движением он поднял вверх ее руку, и бриллиантовый браслет засверкал, как олимпийская медаль. Ева смотрела на сверкающую вещицу, которая стоила целого состояния. Наверняка найдутся женщины, готовые ради такой штуковины на преступление, а то и на убийство, но Ева, слава богу, не из таких.

– Очень красивая вещь, – сказала она.

Ребенок издал пронзительный крик, и Лука, казалось, вздохнул с облегчением.

– Я принесу его тебе.

Она смотрела, как он направился к детской кроватке, ее взгляд скользил по его ладной фигуре.

Джинсы обтянули его твердые ягодицы, когда он нагнулся за ребенком, и она вздрогнула от желания, сильного и страстного. Она уже давно боролась с этим чувством, но тогда она ждала ребенка и, кроме того, была несколько растеряна от наплыва новой жизни в новом городе.

Но теперь… Все, чего она сейчас желала, – прикоснуться к нему. Заново открыть для себя кончиками пальцев очертания его строгого твердого лица. Нежно проводить пальцами по его шелковистой коже. Она непроизвольно сглотнула и посмотрела на него умоляющими глазами, пока он нежно и осторожно клал младенца ей на руки.

– Ты не должен так баловать меня. Правда, Лука.

– Но мне нравится это делать, – сказал он.

Ситуация, как он теперь понимал, должна измениться. Но происходило это не слишком быстро. Когда Ева была беременна, все было просто, как дважды два. А теперь он заставлял себя воспринимать ее как женщину, еще не оправившуюся после беременности. Это помогало ему задвинуть в угол сознания тот факт, что для них больше не должно существовать барьеров, что они мужчина и женщина, живущие вместе. Но при этом пока еще они так далеки друг от друга.

Их взгляды встретились на несколько долгих, сбивающих с толку секунд. Ева испытала неожиданное напряжение, повисшее в воздухе, словно грозовое электричество. Неужели они опять сделают вид, что не замечают этой грозы? Исчезнет это напряжение или будет только усиливаться?

– Лука…

Малыш начал капризничать, и Лука понял, что ему следует поскорее убираться из комнаты. Если он останется, то непременно сделает то, чего клялся не делать.

– Покорми его, – коротко сказал он, и ему не было необходимости замечать, как потемнело ее лицо, чтобы понять, что он ее обидел.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Темно—зеленые наряды кипарисов на фоне голубого неба и старинные каменные стены пролетали, как расплывчатые пятна.

Ева, удобно облокотившись на сиденье, изучала сельский пейзаж за окном.

– Все дороги ведут в Рим, – мечтательно сказала она.

Лука изобразил на лице довольную улыбку. Он задавал себе вопрос, когда произошла эта перемена.

Когда он впервые ее заметил? Это было похоже на рост цветка. Как цветку нужен срок, чтобы проклюнуться и зацвести, точно так же необходимо время, чтобы произошли перемены. Торопить ничего не следует. У всех явлений свой ритм. Для мужчины, который привык получать все, что пожелает, по одному щелчку пальцев, это было хорошим уроком.

– И, конечно же, все дороги ведут из Рима, – пробормотал он. – Как, кстати, и та, по которой мы едем!

Она обернулась и посмотрела на Оливьеро, мирно спавшего в детском автомобильном креслице. Сегодня на нем был крошечный костюм моряка из хрустящего белого хлопка, на котором были вышиты якоря.

Конечно, это было не совсем то, что она выбрала бы для ребенка на каждый день, но она уже успела заметить любовь итальянцев к тому, чтобы наряжать своих младенцев по последнему писку моды. К тому же они с Лукой направлялись на званый завтрак к Патрицио и Ливви, в их загородный дом, а подобная ситуация обязывала купить ребенку новую одежду.

– Он выглядит таким сладким, правда?

– Еще каким сладким! – снисходительно сказал он. – Abbastanza buon mangiare.[14]

– Как это переводится?

– Попробуй сама.

Ева нахмурилась. У нее случился перерыв в занятиях итальянским, но все же прогресс был заметен, поскольку Лука был серьезным надсмотрщиком.

– "Buon" значит "хороший".

– Si.

Она еще больше сморщила лоб.

– "Mangiare" значит «есть». Не так ли?

– Это переводится, как "слишком хороший, чтобы есть".

Он улыбнулся и пожал плечами.

– Видишь, я ничему не могу тебя научить. Я плохой учитель, Ева!

Она почувствовала, что обстановка начинает накаляться, и решила не подливать масла в огонь. Она была уверена, что он многому мог ее научить. Не только итальянскому языку. Они с Лукой, к счастью или нет, уже научились жить под одной крышей в относительном мире и согласии. По крайней мере, как мужчина и женщина, если не как муж и жена. Как им удавалось оставаться друзьями и любящими родителями, но при этом полностью игнорировать то, что рядом существуют страстный мужчина и до обморока влюбленная женщина?.. Как долго это могло продолжаться?