Кэтрин Айворс - Поздняя любовь Страница 34

— Ты жалеешь его?

— Да.

— Как это понимать?

— Так, как говорю. Я не люблю его и развелась бы давно, даже если бы не было тебя. Но Эрнест болен! Вторую судимость, вторую тюрьму он не выдержит… — Лиз помолчала и тихо, просяще произнесла: — Я не хочу, чтобы начало нашей жизни было связано… И всегда помнить… Крис!.. Я не могу объяснить. Я не хочу чувствовать себя виноватой… Я не хочу, чтобы из-за меня…

Она так волновалась, так хотела, чтобы Кристофер понял!

— Хорошо, Лиз. Я спрошу у Брауна, когда он может поговорить с тобой…

Сначала Кристофер зашел к судье Рейдеру. Тот сказал, что ждет медицинское заключение о состоянии здоровья Лиз при ее поступлении в больницу и копию приговора Лопесу, чтобы все приобщить к делу о разводе.

— И сразу займемся вами, — пообещал судья.

В офисе адвоката Брауна Кристоферу сказали, что клиента могут принять прямо сейчас.

Эти новости Кристофер сообщил Лиз. Она выразила готовность немедленно идти к адвокату.

Офис Брауна помещался в центре города на оживленной улице с дорогими супермаркетами. На одном из домов висела бронзовая доска, которая оповещала мир о деятельности адвоката Брауна. Секретарь, молодой человек, напоминавший страшно удивленного кота, препроводил Лиз в кабинет шефа. Кристоферу были предложены кресло и стол, заваленный журналами. Но ни цветные снимки, напечатанные на меловой бумаге, ни завлекательные тексты не интересовали его. Мысли были заняты тем, что происходит за дверью, закрывшейся за Лиз. Он желал, чтобы было так, как она хотела!..

Навстречу Лиз из-за стола поднялся холеный мужчина с румяными щеками, чувственным ртом и жгуче-черными волосами. На какое-то мгновение Лиз подумала, что напрасно пришла сюда, но затем решила, что, какой бы адвокат ни был, он заинтересован ради своей карьеры и престижа в оправдании обвиняемого или хотя бы в смягчении приговора.

— Я Элизабет Лопес, — представилась Лиз.

На лице адвоката мелькнуло удивление и тотчас сменилось любезной улыбкой. Но Лиз поняла, что ее посещение не обрадовало Брауна.

— Я знаю, — продолжала она, — что вы собираетесь подавать кассационную жалобу…

— Вы против? — В голосе его звучала ирония.

Лиз игнорировала реплику, на которую не собиралась отвечать.

— Мой муж болен. Вы должны добиться, чтобы его освидетельствовал психиатр. У него бывают состояния, когда он очень возбужден и за себя не отвечает… Второй тюремный срок его убьет, если не физически, то нравственно. Я уверена, он не хотел… не в ту минуту, а вообще не хотел ударить меня…

Адвокат внимательно смотрел на нее и гадал, чего добивается эта женщина.

— Я хочу, чтобы его оправдали, — сказала Лиз.

— Вы собираетесь с ним жить?

— Нет. Я разведусь и выйду замуж за любимого человека. Но нельзя, чтобы судили больного! Его надо лечить… Если необходимо, я напишу заявление…

Адвокат пригласил ее к столу, положил перед Лиз чистый лист и авторучку.

— Что надо писать?

— Пишите: «Я, такая-то…» Дальше как рассказали мне…

Он наблюдал, как она писала, задумывалась, снова писала. Брауну была интересна эта женщина, и то, что она напишет, он собирался оставить у себя: такого в его практике еще не случалось. Возможно, это не совсем корректно, но вреда для нее никакого…

Подписавшись и поставив число, Лиз отдала исписанный лист адвокату. Браун проводил ее в приемную.

— Вы ко мне? — спросил он у мужчины, поднявшегося из кресла при их появлении.

— Это мой будущий муж, — сказала Лиз.

И он знает, зачем вы пришли? — мысленно спросил у нее адвокат, цепко оглядывая мужчину, который тоже смотрел на него, словно они состязались, кто кого пересмотрит.

Браун поцеловал руку странной клиентке и пожелал ей удачи.

На улице Кристофер спросил:

— Теперь домой?

Ехать поездом, а потом идти пешком Лиз было тяжело, и Кристофер взял такси. Лиз откинулась на сиденье и закрыла глаза. Казалось, она дремлет, но, едва такси остановилось, открыла глаза, увидела свой дом и обрадованно выдохнула:

— Приехали!..

Ее отец, как всегда, хлопотал по хозяйству. В доме он возиться не любил и, главное, не с кем было поговорить: внуки до воскресенья в колледже. Вот лошадь, собака — это живое. И дело живое: накормить их, траву накосить, за яблонями поухаживать. На природе и думалось легче.

Увидев Кристофера, отец Лиз посмотрел на него без вражды — старика смягчило то, что Кристофер каждый день навещал Лиз в больнице.

— Как она?

— Привез. Отдыхает, — коротко сообщил Кристофер.

— Я там приготовил поесть. Вы, наверное, голодны. Я сейчас приду, только отведу лошадь в конюшню.

Лошадь щипала на лугу сочную траву. Овчарка — мохнатая, могучая — ходила рядом. Лошадь останавливалась, и собака останавливалась. Старик сказал об овчарке:

— Она и спит в конюшне. Привыкли оба.

Да. Старик не оставит их, подумал Кристофер и спросил:

— А если вам надо куда-нибудь съездить?

— Мне никуда не надо.

— Всякое бывает.

— Это про болезни?

— И про дела.

— Собаку можно взять с собой. А если совсем прижмет, я договорился тут с одним надежным человеком… Здесь еще поживете или уедете?

Кристофер не понял, старик имеет в виду только его или Лиз тоже.

— Пока их не разведут, поживем здесь.

— Это когда же?

— Обещают скоро.

В дом они вернулись вместе. Лиз уже хлопотала в кухне.

— Как ты? — спросил у нее отец.

— Хорошо.

— Ну хорошо так хорошо.

Оставшись с Лиз вдвоем, Кристофер сказал:

— Я спрашивал у твоего отца, на кого он оставит свою живность, если придется куда-нибудь поехать. Говорит, есть у него надежный человек… По-моему, он очень одинок. — И вдруг Кристофера осенило: — А что, если твой отец все выдумал?

— Что выдумал? — не поняла Лиз.

— Нет у него никакого человека! Просто он не хочет, чтобы его жалели?..

Сколько Лиз помнила себя, отец редко сидел дома. Когда-то у них была большая ферма и лошадь не одна — целый табун. Потом наступили трудные времена. Мать Лиз умерла. Табун продали, и они с отцом переехали сюда… Появилась какая-то женщина, которая смотрела за Лиз, а отец по-прежнему занимался хозяйством. Но теперь хозяйство состояло из одной лошади и одной собаки. Отец одинок, потому что тоскует по ферме. Характер у него не городской. И Нэнси такая: когда бывает дома, не оттащишь от конюшни. Дед ворчит, но доволен…

После долгого молчания Лиз сказала:

— Ему бы прежнюю ферму…

О разговоре с адвокатом Брауном Лиз не вспоминала. А Кристофер не спрашивал: когда-нибудь сама расскажет. А не расскажет — так тому и быть. Только бы поскорее уехать отсюда и забыть Лопеса, больницу, развод… Появятся другие заботы, другая жизнь, и все здешнее само собой отодвинется в прошлое.