Лайза Эндрюс - Награда за риск Страница 35

Вот подлинный характер дона Луиса Кеведо! Панцирь ненависти еще больше затвердел на душе Эммы, когда она увидела его в деле. Как она могла обмануться, будто у них тогда начиналась любовь? Видно, просто была не в своем уме. Он ведь настоящее чудовище, и люди для него — пешки.

Подошла очередь финансового директора. Луис должен был заметить его увесистую папку. Она как будто бы даже слышала шорох бумаг, когда Эдуардо, весь побагровев, копался в этой папке, пытаясь найти ответ на заданный ему вопрос. Все, включая Луиса, уже поняли, что ответа не последует, и по залу прошелестел вздох облегчения, когда дон Кеведо, перешел к другой проблеме, кривой усмешкой своего красивого рта дав понять, что он думает об Эдуардо Валлеро.

Эмма сидела сжав руки, пытаясь унять их дрожь. Если бы он сейчас пошел мимо нее, она разорвала бы его на части. И все-таки хорошо, что она увидела его в деловой обстановке. Теперь-то она вычеркнет из памяти то, что порой еще вспоминалось ей как «хорошее».

Например, каким он казался по-детски уязвимым во время сна. Каким был желанным, когда, обнаженный, лежал рядом. Как томилось по нему ее тело, когда он улыбался. Какое зрелище мужественной красоты и силы являл он верхом на своем любимце Гиерро…

Одного не оспоришь: физически он безусловно привлекал ее. Но только это. Только плоть. Женщины запрограммированы на то, чтобы производить отбор самых сильных. Когда она его встретила, инстинкт пещерной женщины сработал в ней вовсю. Да, он самый сильный из всех и раздавит любого, кто окажется на его тропе.

Она заставила себя переключиться на происходящее в зале. Подошла очередь Хименеса. У Эммы опять сжались кулаки, ей хотелось вступить в сражение за своего босса. Может быть, он обманывал ее, но она никогда не поверит, что этот мягкий, простодушный человек имел какой-то злой умысел. Однако, похоже, сеньор Хименес в ее защите не нуждается: держится легко, отвечает Луису достойно и с чувством юмора.

Луис улыбнулся ему. Кажется он один из немногих выдержал проверку. Но вдруг Луис поглядел на бумагу, лежавшую перед Хименесом, и у него взлетели брови.

— Вы не выполнили месячного задания, сеньор Хименес? Это на вас не похоже. Есть какие-то обстоятельства, о которых я не поставлен в известность?

Как же так? Занял все его время мной и теперь публично его распекает… До чего некрасиво! У нее само собой вырвалось:

— Я его обстоятельства! Сеньор Хименес три недели был моей нянькой!

Ну зачем было так говорить. Если он нянька, то она — младенец! Сама дала повод Луису лишний раз над ней посмеяться. Он ведь и тогда ее называл nina.

На лице Луиса промелькнуло подобие улыбки, но маска непроницаемости тут же была вновь надета.

— Спасибо за напоминание, сеньорита Блэкмур. Но я думаю, что сеньор Хименес сам в состоянии дать мне объяснения.

Тем не менее вскоре он перешел на другие темы, заговорил о будущем вселяющим бодрость тоном, и совещание кончилось на примиряющей ноте. Эмма отошла к окну. У здания винных погребов стоял автобус, из него выходили туристы. Вот их повели на дегустацию хереса. К тому времени, когда они покончат с этим приятным занятием, она уже навсегда расстанется с компанией «Герреро».

— Ну вот наконец мы и встретились.

Кроме них двоих в зале больше никого уже не было. Он положил руку ей на плечо, и электрический заряд от его пальцев привел в действие задремавшую было в ней ярость.

— Я ненавижу тебя, Луис. Никого в жизни я так не ненавидела, как тебя. Я раскусила тебя, и ничто уже не заставит меня изменить мое мнение.

Луис отошел, налил в стакан воды из графина. Неужели он все-таки задет? Нет, никакого следа чувств. Совершенно каменное лицо. Напрасно, Эмма, ты ищешь в нем хоть какую-то человечность! Он сделал глоток и скользнул по ней темным взглядом.

— Сегодня ты сделала свои чувства ко мне достоянием гласности. Должен предупредить, что реплики вроде сегодняшней в следующий раз не будут терпимы. Сегодня я могу отнести это на счет твоего удивления при виде моей персоны, но в дальнейшем ты станешь подчиняться тем же правилам, что и весь штат компании.

— Мне надлежит быть пресмыкающимся, да?

Подобие улыбки опять промелькнуло на его лице и так же быстро пропало.

— Предостерегаю тебя, Эмма. Я более искушен в конфронтации. Повторение сегодняшнего, несомненно, кончится для тебя плохо.

— О, не беспокойся. Сейчас я выйду отсюда, пройду к себе в кабинет, напишу заявление и к вечеру ноги моей здесь не будет!

— Почему я ожидал, что именно так и случится? — Он заложил руки в карманы, на лицо его легла печать грусти. И эта грусть усилила ее ярость.

— Не знаю, Луис. Ты столь тонок… Мне жаль, что тебе приходится иметь дело с такими серыми, такими скучными существами, как я.

Сарказм скривил ее губы ироничной усмешкой. В ответ на нее губы Луиса вытянулись в жесткую линию.

— Ты внимательно ознакомилась с контрактом?

Он наблюдал за выражением лица до тех пор, пока она постигала смысл его слов.

Свинья! Вот что значит тот пункт в примечаниях. Он не хочет, чтобы она уволилась. Он будет пытать ее в этом застенке, доведет до помешательства, до самоубийства. И не раскается, а будет торжествовать. Эмма рассматривала свои руки, бессильная выносить его свирепый взгляд. Они оба знали, что денег у нее нет. Что ни один банк ей не поможет. И что она не посмеет оставить свою мать без средств к существованию.

И вдруг ее осенило. Ведь для нее открыт его лондонский счет! Вот откуда она возьмет деньги на выплату штрафа.

— Я увольняюсь сразу же по окончании моего испытательного срока.

После нескольких секунд грозного молчания он вдруг расхохотался.

— Ты, конечно, вспомнила открытый для тебя счет! Так знай: он для тебя закрыт с того дня, как ты поступила в «Герреро». Очень жаль, но у тебя не выйдет расплатиться со мной моими же деньгами.

Только быстрота реакции уберегла его от просвистевшего мимо стакана.

— Я не виновна в смерти твоего дедушки! Ты сам не мог его остановить, когда он рвался в конюшню. А я все сделала, чтобы спасти дона Рафаэля. И твоего коня тоже!

— Эмма, guapa, не надо пожалуйста!

Он тянул ее к себе, она сопротивлялась, словно дикая кошка. Только когда она смирилась со своим поражением и слезы полились у нее по щекам, он разжал руки и отстранил ее от себя. Потом вдруг с нежностью прикоснулся к ее лбу и провел пальцами по серебристой черточке шрама.

— Я прошу простить меня, Эмма, — сказал он. — Я бы все отдал, чтобы той ночи не было. Но ты, guapa, и теперь самая красивая на свете.

Она ожидала, что он поцелует ее, но он отошел к окну.