Гейл Дуглас - В неурочное время Страница 36

— Пару лет назад, — припомнила она с легким выражением досады, — один скорее напористый малый назвал меня вальсирующей прочь любовницей. Я возразила против этого, потому что мы не были любовниками, и я не вальсировала прочь, а изо всех сил убегала от него. Но какая-то доля правды в его обвинении присутствовала.

Алекс рассмеялся и крепче прижал женщину к себе.

— Любимая, ты просто оставила последний вальс для того парня, который собирался отвести тебя домой.

Кейси много думала о его замечании в течение последующих нескольких дней.

Мужчина почувствовал, что доверие Кейси к нему растет, он начал постепенно узнавать, кем она была, что она чувствовала, почему она стала «вальсирующей прочь любовницей». Алекс подозревал: эмоциональная скрытность Соломинки коренилась в убеждении, что она принесла несчастье своим родителям. Но он не мог догадаться, откуда у нее появилась такая мысль. Кто-нибудь сказал ей это? Наконец он почувствовал, что мог бы спросить. И спросил.

Кейси печально улыбнулась.

— Ты помнишь старую пословицу о тех, кто подслушивает? Они заслужили то, что о них говорят. Я рано узнала об этом. Мне было лет семь, когда я в первый раз спряталась на верху лестницы и слушала, как спорят мои родители о том, чья вина, что они обременили себя ребенком. Сначала я подумала, что у меня будет маленький брат или сестра и очень обрадовалась. Я почувствовала себя виноватой, потому что они, по-видимому, не хотели этого ребенка, но я никак не могла с собой справиться. Я стала обнимать себя с волнением, притворяясь, что обнимаю... — Кейси замолчала, решив не быть сентиментальной, потом продолжала. — Но наконец проявилась правда: они говорили обо мне. Это я была тем ребенком, которого они не хотели. Понимание стало некоторым шоком, но объяснило ту определенную натянутость в их выражениях привязанности.

Услышав столь прозаическое объяснение, Алекс почувствовал щемящую боль в сердце. Он закрыл глаза и крепче прижал к себе Кейси, маленькую девочку, грустящую на лестничной площадке.

— Любимая, — хрипло прошептал он, — родители — это всего лишь большие дети, пытающиеся стать взрослыми для тех обязанностей, к которым никто никогда не бывает готов. Они не имели в виду, что сказали.

— Нет, они выразились довольно ясно, — твердо возразила она, потом поцеловала Алекса, пытаясь успокоить его. Он огорчался из-за вещей, с которыми она примирилась давным-давно. — Они именно это имели в виду тогда и во всех последующих спорах. Я не упрекала и не упрекаю их, Алекс. Они начали, как иностранные корреспонденты, а закончили, как учителя. Мое рождение разбило их многие надежды, мечты...

— У жизни есть обычай заставлять всех нас приспосабливать к ней наши мечты, — возразил Алекс. Он отказался сохранять молчание перед лицом ее очевидного чувства вины за свое рождение.

— Я знаю, — вздохнула Кейси. — В конце концов, они могли бы решить не иметь меня, не оставлять меня или не стараться изо всех сил дать мне крепкую семью. Я люблю мать и отца и знаю, что они по-своему меня любят. Но я никогда не чувствовала, что их дом — это и мой дом, поэтому я сосредоточила все усилия на том, чтобы стать самостоятельной как можно быстрее. — Она приподнялась на локте и улыбнулась. — У меня было много семей-заместителей, о которых я упоминала: Бриттани, итальянцы, жившие на той же улице и моя бабушка, пока она не умерла пять лет назад. Судя по всему, я оказалась очень удачливым ребенком.

Соломинка опять устроилась на широкой груди Алекса, ее пальцы отправились в бесконечное путешествие по великолепному мужскому телу, с которым она так близко познакомилась.

— А сейчас я чувствую себя самым счастливым ребенком, когда-либо рождавшимся, — с тихим смехом прибавила девушка.

Алекс знал, Кейси сказала столько, сколько хотела, и кроме того, она подарила ему неотразимую альтернативу.

Алекс уставал от того, что он называл «Незавершенные Перемещения Любовников» — постоянные переезды из квартиры Кейси в его квартиру. Он хотел просить Соломинку переехать к нему. Материально-техническое обеспечение было бы довольно простым, но собственная квартира казалась ему такой недостойной ее.

В первый раз после развода Маклин подумал о роскошном доме в Северном Ванкувере, в который он вложил все свои средства, только чтобы отдать Джо-Бесс со всем содержимым и большей частью других его ценностей, когда она разродилась идеей мирного развода. Алекс не заботился о финансовых потерях. Начать все сначала: воспринималось как приключение, глоток свободы, облегчение после шести лет попыток принести счастье жене.

Недавно, однако, Алекс задумался о своем чувстве вины. Он не испытывал ничего подобного с Кейси. Ни по какому поводу. Никогда. У них случались шумные ссоры, но и после стычек у Маклина никогда не возникало ощущения, что он эгоистичный, беззаботный хвастун, который совершенно не представляет себе, как доставить удовольствие женщине. Обычно он чувствовал себя, как не всегда легкий в общении, но довольно привлекательный мужчина, который совершенно точно знал, как сделать приятной жизнь женщине — нужной женщине.

Однако благодаря тому, что Алекс пошел по пути наименьшего сопротивления с Джо-Бесс, ему нечего теперь предложить Кейси, кроме апартаментов на верхнем этаже в старом разваливающемся доме с мебелью, на которую он едва взглянул прежде, чем обставить дом. Он верил: ситуация скоро улучшится, он знал: Кейси наплевать на такие вещи. Но ему не наплевать!

Не чувствуя себя достаточно подготовленным, чтобы прямо попросить Кейси жить с ним, Алекс начал заводить окольные разговоры о далеко идущих планах переехать с редакцией в более презентабельный офис, обзавестись собственным полиграфическим оборудованием и наконец заняться тотальным обновлением и восстановлением дряхлого дома.

Кейси неизменно погружалась в молчание и не открывала своих мыслей. Одним солнечным августовским утром в «Стартовых воротах», где он и Кейси по-прежнему часто присоединялись к Бриттани за завтраком, он сделал ошибку, громко поинтересовавшись, не был ли его дом белым слоном — подарком, который некуда девать.

Все на него уставились.

— Белый слон! — воскликнула Бриттани. — Соммерсету почти столько же лет. Ты же не назовешь его подарком, который некуда девать?

— Мой Весельчак не на много младше твоего дома, — вставила Руби, растягивая правду на несколько десятков лет, чтобы сострить и, как мне кажется, но отлично сохранился.

— Верно, — безмятежно согласился Весельчак.

— Как ты можешь отзываться так о чудесном старом доме? — удивилась Кейси, глядя на Алекса, будто никогда раньше его не видела.