Пенни Джордан - Вновь любима Страница 37

Что касается Холли, то она вряд ли хранила ему верность все эти годы, наверняка у нее были мужчины. А почему бы и нет? Нравы изменились, двадцатый век не сковывал прекрасную половину рода человеческого строгими моральными правилами, освободил от замшелых догм прошлого. В наше время женщине вовсе не обязательно выходить замуж, чтобы вступить в интимные отношения с мужчиной. Однако сознание того, что у Холли могли быть любовные связи, нисколько не умаляло ни его любви, ни уважения к ней. Думая об этом, он испытывал лишь ревнивое чувство зависти к неведомым соперникам, оказавшимся умнее его. Им повезло: Холли осчастливила их своими дарами, которые он сам когда-то так легкомысленно и безрассудно отверг.

Но сейчас она здесь, рядом с ним, и он сумеет доказать, что изменился, научился ценить ее неповторимую прелесть, все то, что она отдавала ему с такой безграничной доверчивостью.

Когда она наконец расстегнула и сбросила блузку, Роберт поклялся, что превратит эти благословенные минуты в настоящее пиршество любви и обожания, в первую очередь для нее, отодвинет собственные желания на второй план, все сделает, чтобы подарить ей наслаждение, покажет, как много она значит для него. Холли повела плечами, и под прозрачной тканью лифчика обозначились темные ореолы, окружавшие ее набухшие соски.

Роберт дернулся, его словно током ударило, — непроизвольное неконтролируемое движение, — и его ладонь легла на нежную плоть внизу ее живота.

Холли глубоко, учащенно задышала, ее вздымающаяся грудь натянула легкий шелк, словно умоляя его не останавливаться, продлить ласку.

Он наклонил голову, и его горячее дыхание обожгло ей кожу. Холли замерла, глядя широко раскрытыми глазами на темные волосы Роберта. Она ощущала палящий жар его тела, чувствовала, как оно напряглось от возбуждения.

Когда его рот коснулся нежной округлости ее груди, она замерла, не в силах ни двигаться, ни дышать, закрыла глаза и беспрестанно повторяла имя своего возлюбленного, будто молитву.

Его рот на секунду оторвался от ее груди, словно досадуя на шелковую преграду, не дающую ему достичь желанной цели, и — то ли от нетерпения, то ли от чрезмерного возбуждения, мешавшего ему устранить ее, — вобрал в себя отвердевший сосок вместе с обтягивающей его тканью.

Ей была знакома эта утонченная ласка, и сейчас, точно так же, как и много лет назад, Холли вскрикнула, не помня себя от восторга. Тысячи крошечных иголок вонзились в ее тело, низ живота свело судорогой острого физического удовольствия. Холли помнила свой испуг, подобный сильнейшему шоку, когда это произошло в первый раз, — уж слишком необычным и оглушительным было это новое, ни с чем не сравнимое ощущение. А сейчас…

Она выгнула спину, обвила Роберта руками и крепко прижала к себе его голову, повторяя его имя и чувствуя, как ее дрожь передается ему, как он откликается на все происходящее с ней.

То, что за этим последовало, было похоже на удивительный сон. Река времени вышла из берегов и устремилась вперед мощным потоком, увлекая за собой Холли. Мир перестал существовать, осталось только прикосновение рук Роберта, их смешавшееся дыхание, бесконечное, почти невыносимое наслаждение. Холли точно пытали на дыбе страсти. Она металась и извивалась под тяжестью его тела, выкрикивала его имя, то ли прося продлить чувственную пытку, то ли умоляя пощадить ее.

Под своими ладонями она ощущала бугрящиеся твердые мышцы, судорожно царапала спину Роберта ногтями, отчего его мускулы дрожали и перекатывались под гладкой кожей.

Роберт покрывал ее живот и бедра невыразимо нежными поцелуями, завораживающими своей сладострастной медлительностью. Время замедлило свой бег, каждая неизмеримо малая доля секунды растягивалась, повисала в пространстве, длилась целую вечность, наполненную неистовым желанием.

Десять лет назад, оказавшись у последнего предела, отделявшего любовную игру от абсолютной близости, Холли заколебалась, отпрянула от края бездны, страшась сделать еще один шаг… Однако ее колебания длились недолго и вскоре были сметены порывом неукротимой страсти, которому ее тело не могло сопротивляться. Голос рассудка умолк под натиском губ и рук Роберта, ее тело расплавилось в горниле любви и стало невесомым. Неутолимая жажда разрешилась потоком неразборчивых, бессвязных слов, вторившим пунктиру лихорадочных конвульсий ее содрогающегося тела. Когда наступила кульминация, ее напряжение окончилось таким взрывом, что одному Богу известно, как она выдержала это немыслимое наслаждение. Холли помнила, что выкрикнула имя Роберта, словно взывала к нему из бездонной пропасти, счастливая от того, что отдала ему всю себя, не требуя ничего взамен. Древний как мир инстинкт любящей женщины подсказал ей, что Роберт с восторгом принял ее дар, и это было для нее гораздо важнее, чем испытанное ею блаженное чувство освобождения…

Сейчас, как и много лет назад, Холли поняла, что Роберт колеблется. Он что-то тихо пробормотал, то ли протестуя, то ли спрашивая себя о чем-то. Слов Холли не уловила, только сомнение.

Она дотронулась до него и почувствовала, что он весь дрожит как в лихорадке.

— Я хочу тебя, Роберт. Я хочу тебя, — сказала она, и, выпущенные на свободу, эти слова стали правдой, обрели реальную значимость. Она потянулась к нему, обняла за спину, ее почти бесстыдно соблазнительное тело призывало его отбросить сомнения, и он устремился ей навстречу, опустился и, придавив тяжестью своего тела, вошел в нее.

Неожиданное ощущение новизны и некоторой напряженности ошеломило обоих. Они замерли, балансируя на последней грани.

— Холли… — (Она закрыла глаза, не желая отвечать на его невысказанный вопрос.) — У меня такое ощущение, словно это впервые…

Его робкие, неуверенные слова проникли в ее затуманенное сознание, грозя разрушить волшебное очарование, сбросить ее с небес на землю. Меньше всего Холли хотелось сейчас возвращаться к реальности. Это означало бы отдать себе отчет в том, что она делает и почему. Это означало бы…

— Я… я не хочу причинить тебе боль.

То же самое он сказал ей и в тот, первый раз, вспомнила Холли. К ее желанию тогда примешивался подсознательный страх. Но Роберт был очень нежен с ней, он не причинил ей физической боли, наоборот… И теперь тоже все будет прекрасно.

Она приказала своему телу расслабиться, сделала движение навстречу Роберту, с восторгом чувствуя пронзившую его ответную дрожь возбуждения, и приняла его в свое лоно, всецело отдаваясь единственному мужчине, которого любила всю жизнь.

Ничего не изменилось, прошедших лет как не бывало. Я люблю Холли больше всего на свете, потрясенно думал Роберт. Судьба вновь посмеялась над ним: умудренный опытом зрелый мужчина исчез, на его месте оказался прежний мальчишка, опьяненный любовью к прекрасной девушке, закружившей его в водовороте желания.