Дорис Смит - Только ты Страница 39

— Наверное, это случится скоро, — осторожно сказала Мэгги. Из разговоров о медовом месяце на Бермудах напрашивался именно такой вывод.

Лицо ее спутницы просияло.

— Ах, дорогая, я так рада. Конечно, я прощупывала почву. Это было ужасно заметно?

— Не на мне. Я не имела в виду себя, — не сразу ответила она.

— На ком же?

— Господи! — Кажется, она допустила бестактность. — Миссис Паттерсон, мне, наверное, не следовало говорить, — извиняющимся тоном произнесла она. — Но я уверена, это произойдет совсем скоро. Она молода и очень хороша собой, по-моему, он очень хочет жениться на ней.

— Очень жаль это слышать, — воинственно отозвалась Памела. — А я-то вас уже поженила за чаем. Профессиональная привычка. Я все время занимаюсь подобными вещами. — Можно я вас кое о чем спрошу? — сказала Памела, когда они вернулись в дом. — У вас кто-нибудь есть?

— Да. — Вдруг Мэгги почувствовала, что ей не хочется говорить о Дереке. Она молча смотрела на фотографию на письменном столе.

— Это Джин, — сказала Памела. — Говорят, Грэм похож на нее. Я этого никогда не находила.

Мэгги тоже. У Джин Макаллан было тонкое породистое лицо. Она выглядела привлекательной, дружелюбной. Какой трагедией, должно быть, была ее смерть. Памела проследила за ее взглядом.

— Они были счастливой парой. Дружили несколько лет до того, как поженились. Ангус говорил, что к ней всегда приятно приходить. В первое время он много ездил, но, где бы он ни был, он всегда приезжал домой на конец недели. Он ведь очень простой. Огни города его не манят, он предпочитает быть дома с семьей. Это его слабость, если это вообще слабость. И есть еще одна. — Памела сгребла со стола бумаги, которые привез ее зять. — Он верит в то, что все люди хорошие. Он не допускает мысли, что его могут предать.

— А могут?

— Некоторые — конечно. Его банковские счета делают его заметным человеком. А он просто поверить не может, что телефоны прослушиваются не только в моих книгах. — Она рассмеялась. — Нет, он, конечно, осторожен, но с тех пор, как Джин умерла, ему не с кем поговорить, и он ведет себя порой как мальчишка. Ему нужен слушатель. Я всегда боюсь за него — ведь никогда не известно заранее, вокруг столько недобрых людей, людей, которые вынуждены… — Она остановилась. — Совсем я заболталась. У вас глаза квадратные!

— Нет, что вы, — слабо возразила Мэгги.

— Нет, да! Вы бледненькая. — Глаза Памелы сузились. — Вам нехорошо?

— Все в порядке, спасибо. — Она заставила себя разжать стиснутые пальцы. — Мне было очень интересно. — К ее несказанному облегчению, вся компания возвращалась в дом.

Ангус был вполне серьезен, когда просил совета Памелы. Речь шла о двусторонних связях с итальянской фирмой, с тем, чтобы выйти на Общий рынок. Разумеется, ему понадобится и совет своих компаньонов, но пока он набросал кое-какие мысли по этому поводу и надеялся, что она сможет что-то ему подсказать. Она была достаточно проницательна в таких делах, и последующее обсуждение затронуло и перспективы выхода фирмы Макаллана на европейский рынок, и расширение рынка внутри страны, и возможный выход на американский рынок.

— Мы вам надоели? — спросил Ангус у Мэгги.

Он спрашивал об этом ее! Она чуть не расхохоталась. Просто ирония судьбы, что именно в ее присутствии он так свободно говорит о своих планах. Внезапно она почувствовала, что больше этого не вынесет. Надо было прекратить это любой ценой.

— Во сколько мы выезжаем? — спросила она, вставая. — Я бы хотела еще прогуляться.

Келли и Грэм снова были на берегу. Она пошла в противоположную от них сторону. Ей хотелось подумать. Ей хотелось побыть одной… Ноги сами собой остановились. Она смотрела на высокую скалу, отличающуюся от остальных глубокой трещиной.

— Да, Мэгги Кэмпбелл, взгляните хорошенько. Вот здесь это и случилось, — раздался голос Ангуса.

Она вздрогнула. Он стоял почти за ее спиной, с трубкой в одной руке и кисетом в другой.

— Пора ехать? — спросила она.

— Нет еще. Пусть дети побегаются. Тогда в машине будет поспокойнее. — Он указал черенком трубки туда, куда только что смотрела Мэгги. — Это Сигнальная Скала. С ее вершины двести восемьдесят лет назад, тринадцатого февраля, был подан знак, по которому началась резня.

Она смотрела на отвесную серую скалу, отполированную временем. Все это случилось давно и было, следовательно, почти нереальным. Но ей казалось, что в сумерках оживает поле битвы и везде мелькают черно-зелено-синие цвета клана Кэмпбеллов. Двести восемьдесят лет были мгновением для величественных темнеющих гор.

Как будто недавно Вильям Оранский прислал сюда своих людей под командой Дункана Кэмпбелла, чтобы примерно наказать клан, который не подписал клятву верности королю или — как сказал Ангус — подписал, но с опозданием на пять дней, после того, как вождь клана зимой пешком прошел из Гленкоу в Форт-Уильям и оттуда обратно в Инверари, чтобы найти шерифа. «Надо отдать должное королю — он не знал этого, зато мннистр ловко это использовал. Решил на нас отыграться, чтобы сломить все другие кланы».

И Кэмпбеллы явились сюда как будто по-дружески, показали бумагу от короля с просьбой оказывать им гостеприимство, и вождь гленкоуских Макдональдов поборол свою неприязнь и хорошо их принял. А через неделю, когда был дан сигнал, люди короля набросились на хозяев. Тридцать человек из клана Макдональдов погибли в резне, включая вождя с женой, и еще в пять раз больше погибли после бегства в горы.

И вот теперь, двести восемьдесят лет спустя, дочь другого Дункана Кэмпбелла должна встретить лицом к лицу свой момент истины.

Макдональды не хотели принимать Кэмпбеллов, но они подчинились закону. Кэмпбеллы выполняли приказ, а министр ждал, словно паук в центре паутины. Если бы только Макдональды были подозрительны, а не доверчивы! Если бы Кэмпбеллы послушались голоса своей совести! Она не могла поверить, что их потом не мучила совесть.

— Что бы вы делали, будь вы Кэмпбеллом в феврале 1692-го? — внезапно спросила она.

— Если бы Макдональдом были вы? А вы бы готовили мне ужин?

Он не собирался становиться серьезным. Он не мог знать, какие мысли мучают ее. Он действовал по правилам своих давних предков — гостеприимство и доброта… Но она присягнула на верность человеку, пославшему ее. Никакой резни на этот раз. Никто не пострадает, напротив, многие выиграют. Только что бы ни чувствовал Дункан Кэмпбелл в 1692 году, его тезка в шестидесятых годах нынешнего столетия знал: его дочь понимает, что такое доверие.

Что бы ни говорил Ангус Макаллан, он доверял ей. И она не могла обмануть его доверия. Он так и не зажег трубку, а кисет засунул в карман.