Линда Миллер - Муж в наследство Страница 4

Хорошее настроение омрачилось, ведь хотя у нее была здесь земля, Йэн и другие всегда будут считать ее чужой. Наивно полагать, что никто, кроме бывшего возлюбленного, не обвинит ее в том, что она уехала, когда Джейку было плохо. Закон буша, где каждый день был испытанием, гласил: бросить кого-нибудь — худший поступок. Предать одного значило предать всех. А память на подобные вещи у живущих в окрестностях Иоланды была долгой.

Она медленно повернулась и ушла в спасительную прохладу дома.

Джейк, по-видимому, все еще спал, поэтому она пошла в свою комнату и сняла с постели тканое покрывало, сделанное бабушкой Мэтти. Его давно не стирали, и от него шел затхлый запах.

В простенькой кухне Джейси нагрела на газовой плите воды, стараясь не шуметь. Она выполоскала покрывало в кухонной раковине, аккуратно отжала и развесила его на заднем дворе, оставив сохнуть в теплых лучах утреннего солнца. Затем Джейси приготовила себе чашку чая и села на ступени заднего крыльца, с умилением следя за семейством кенгуру, прыгавшем через выгул, разделявший их и Йэна земли.

Она чувствовала себя вымотанной, но вовсе не от стремительного перелета через часовые пояса и долгого дежурства у постели Джейка в больнице Аделаиды. Там, в Штатах, ее ждали дела, разные заботы и кое-что, от чего она, сказать по правде, с радостью сбежала.

Так же, как от Йэна.

— Йэн.

Она произнесла это имя тихо, но ей стало неожиданно больно. Воспоминания охватили ее, как пожар в буше, в глазах закипели слезы, вырвался всхлип. Ей было не под силу больше сдерживать свою тоску. Она расплакалась.

Когда буря улеглась, Джейси шмыгнула носом, откинула голову и закрыла опухшие глаза. Перед ее мысленным взором в цвете и звуке проносились картины десятилетней давности.

Она заставила себя вспомнить все до конца, снова пройти через все события. «Тогда в следующий раз, — подумала она, — я смогу смотреть Йэну прямо в глаза и не впадать при этом в раздражение».

Джейси вспомнила себя восемнадцатилетнюю — загорелая, в голубых джинсах. Ее русые волосы были тогда короткими, она много ездила по округе на своей старенькой белой кобыле Бискит. В те дни она была вольной, как цыганка, и ничего не знала о сердечной боли. Даже развод родителей не затронул ее всерьез, потому что она была маленькой и не помнила, как покинула вместе с матерью Австралию. А после она часто гостила у Джейка.

Йэну, как и Джейси, было восемнадцать в тот год, когда мир для них встал с ног на голову. Но уже тогда он был скорее мужчиной, чем юношей. Он уже начал управлять хозяйством, унаследованным от отца.

Джейси влюбилась в Йэна на весеннем празднике, похожем на тот, что был накануне: тогда тоже закончилась стрижка овец, шерсть уложили в тюки и отправили в Аделаиду на продажу. И он влюбился в нее с первого взгляда, во всяком случае, он так сказал. Они встречались в укромных уголках ее или его владений, он научил ее гордиться тем, что она родилась женщиной. В его объятиях она познала невыносимо сладостное блаженство. После Йэна она ни с кем не была так близка.

Они собирались пожениться, несмотря на бурные протесты из Америки ее матери. Регина Тирнен Уолш была женщина стойкая и умная, но она сама скоропалительно выскочила замуж за иностранца, и получилось так, что муж, Австралия и ее собственные утраченные иллюзии разбили ей сердце.

Не удивительно, что она не хотела, чтобы дочь повторила ее судьбу.

Но мечты Джейси были разбиты, а душа чуть не разорвалась по вине некой Элейн Беннет, дочери американца-управляющего с фермы в Меримбуле. Она подошла к Джейси и Йэну у кинотеатра в Иоланде, посмотрела Йэну прямо в глаза и объявила, что ждет от него ребенка.

Даже спустя десять лет Джейси с той же силой ощутила ужасное потрясение, чувство беспомощности и последовавшую за ними ярость. Йэн не отрицал заявления Элейн, равно как не собирался объясняться или извиняться. Он посчитал, что Джейси должна понять.

Раздавшееся в отдалении блеяние вернуло Джейси к действительности, и она медленно поднялась. Вдалеке она увидела море недавно остриженных овец, они приближались, вздымая красную пыль.

Сердце Джейси моментально прыгнуло куда-то в горло да так там и осталось. Овцы принадлежали Йэну — она в этом не сомневалась, — они шли на водопой.

Еще несколько мгновений у нее теплилась слабая надежда, что кто-то другой гонит стадо — кто-нибудь из работников Йэна, например. Но еще до того, как ее взору предстал Йэн верхом на огромном гнедом жеребце, о котором писал ей Джейк, она знала, что ей не повезло.

«Я не готова», — в панике пронеслось в ее голове.

«Не сейчас».

Блеяние нарастало, пока звуки совсем не оглушили Джейси.

Она смотрела на стадо, текущее подобно потоку, две поджарые собаки подгоняли забавно выглядевших овец, когда те останавливались пощипать траву. Тучи красной пыли летали в горячем, неподвижном воздухе, оседая на только что выстиранном покрывале.

Джейси стояла на крыльце и чувствовала себя как осужденный на эшафоте, на шее которого сейчас затянется петля. И одета она не так — джинсы и белая футболка, и волосы в беспорядке, что уж говорить о макияже. Никогда еще она не чувствовала себя настолько застигнутой врасплох.

Она подумала, что при других обстоятельствах очень расстроилась бы из-за покрывала, но сейчас она была слишком растерянна.

В ослепительном свете летнего дня прекрасно было видно, что в чертах лица Йэна прибавилось мужественности. А взгляд синих глаз, казалось, проникал в самые сокровенные уголки ее души.

Колени у нее подогнулись, и она осела на ступеньку. Последствия перелета, попыталась оправдаться перед собой Джейси, хотя приземлилась она в Аделаиде уже больше трех недель назад.

На Йэне была самая что ни на есть простая одежда — поношенная пастушья шляпа, хлопчатобумажная рубашка, на которой спереди проступили пятна пота, джинсы и башмаки. И все равно — у Джейси перехватило дыхание.

— Как чувствует себя сегодня Джейк? — спросил Йэн, крича во весь голос, чтобы перекрыть шум, и спрыгнул на землю.

Джейси не услышала сердечности в его голосе, со вчерашнего вечера ничего не изменилось.

— Посмотри сам, — ответила она, удивившись, что слова смогли пройти через сжатое спазмом горло. Ее сердце бухало, как большой барабан, и она боялась, что ей станет дурно.

Йэн привязал коня к изъеденной ржавчиной коновязи, поправил шляпу, пересек двор и встал перед ней.

— Я посмотрю сам, — сказал он низким, звучным голосом, который когда-то возбуждал ее до исступления и мог утешить. — Если ты уйдешь с дороги.

Джейси взглянула ему прямо в глаза, в эти немыслимо синие глаза, и ее сердце снова сжалось. Она поднялась и повернулась к Йэну спиной, молясь, чтобы он не догадался, насколько она потрясена.