Сонда Тальбот - Маленькая леди Страница 4

– Что ж, – произнес Рэйнольд, – теперь мы можем выслушать завещание Патрика Вондерхэйма.

Мистер Маргит нажал на кнопку, и перед глазами Майлса возникло лицо дядюшки, испещренное сетью морщин. На этом увядшем от старости лице выделялись одни глаза. Но они стоили многого: молодые, по-прежнему светящиеся живым задором и лукавством, они казались Майлсу воплощением дядюшкиного чудачества. У него дрогнуло сердце. Как будто маленькая булавочка уколола его. И уже не потому, что Майлс ждал, когда дядя объявит его своим наследником. До него вдруг с неожиданной горечью и болью дошло, что этого человека больше нет. Что он уже не существует, не дышит, не смеется… А ведь когда-то Майлс был ребенком, и дядя вертел его в своих огромных руках, как маленькую куклу… Майлс с ужасом осознал, что на его глаза навернулись слезы. Но он не мог так опозориться в присутствии адвоката, нотариуса и мисс Штайн, кем бы ни была эта старая дева…

Воспоминание о сухой, как осенний лист, мисс Штайн, помогли ему справиться с приступом горечи. Майлс снова стал Майлсом. А Майлс Вондерхэйм никогда не плакал. Ни при каких обстоятельствах…

Дядя Патрик лукаво улыбнулся ему с экрана. Майлс попытался представить, что дядя вовсе не умер, а попросту переехал в другую страну и оставил эту запись на память племяннику.

– Здравствуй, Майлс, – поздоровался с ним дядя. – Ты прекрасно знаешь, что твой дядя… Э… – Э… немного чудаковатый человек. Таким он был всю жизнь, таким и остался перед завершением своего жизненного пути… Жаль только его, то есть мои чудачества… не принесли никому ничего хорошего… Но я надеюсь, – хитро улыбнулся он, – сделать это «хорошее» после своей смерти… Дело в том, – дядя посерьезнел, – что когда-то я вел довольно беспутную жизнь. И, конечно, как многие люди, совершал ошибки. Одна из этих «ошибок» – женщина по имени Кора Маккинли, в которую я когда-то без памяти влюбился… Но, к сожалению, моя влюбленность не переросла в любовь. Хотя, кто знает, может, так и случилось бы, если бы не кое-какое обстоятельство. Как ты, наверное, догадываешься, этим обстоятельством была твоя покойная тетя Лайза… Честно тебе признаюсь, приятель, – грустно улыбнулся дядя Патрик, – я женился вовсе не по любви, и наш брак был настоящей катастрофой… Мой приемный отец настойчиво потребовал, чтобы мы обвенчались с Лайзой, а у меня не оказалось силы воли, чтобы воспротивиться этому «многообещающему» браку… Так что о Коре Маккинли мне пришлось позабыть. Я поступил с ней подло, очень подло… Бросил ее и даже не сообщил, что женюсь на другой… Меня до сих пор мучает совесть за тот мой поступок… Но самое страшное даже не в этом, Майлс… – Патрик опустил глаза. – Самое страшное заключается в том, о чем я узнал совсем недавно, когда пытался разыскать Кору… Кора умерла, но у нее остался ребенок. И, по всей видимости, это моя дочь. Ее зовут Джиллиан Маккинли. Я не осмелился связаться с ней. Судя по всему, она – маленький озлобленный волчонок. И я побоялся, что она плюнет мне в лицо, если я подойду к ней и попытаюсь объяснить, кто я такой… Она живет в крайней бедности. И я думаю, что моя дочь заслуживает иной жизни… А теперь, – Патрик выдавил из себя улыбку, – перейдем к делу. Ты, Майлс, мой племянник. Джиллиан – моя дочь. Ты – светский молодой человек с прекрасной репутацией и безупречными манерами. Она – девочка из подворотни. Так вот, Майлс, если ты сделаешь из этой девушки настоящую леди, то получишь половину моих денег. Другую половину получит она. Все по справедливости, парень… Ты должен научить ее хорошим манерам – думаю, это нелегкий труд. Впрочем, ты и сам это поймешь, когда увидишь ее… Ты должен научить ее хорошо одеваться и правильно говорить. В общем, всем этим штучкам-дрючкам, что приняты в свете… На эту деятельность у тебя есть ровно три месяца. Если через три месяца в том обществе, где вращаешься ты, в нее не будут тыкать пальцем и спрашивать, что это за чучело, – половина того, что принадлежало при жизни мне, достанется тебе. Если же нет – эта половина отойдет благотворительному обществу «Люди Мира». Его порекомендовал мне мой адвокат Рэйнольд Слоутли, который и будет следить за твоей… работой. В случае твоего провала Джиллиан Маккинли получит половину моих денег и выберет свою дорогу сама… Но мне бы хотелось, чтобы у девочки действительно был выбор: вращаться в обществе или жить той жизнью, какая ей будет больше по душе… Пусть она сама выберет свой путь… Все детали оговорены в завещании. Может, ты, конечно, и сердишься на меня, – улыбнулся дядя. – Но зато я задал тебе интересную задачу. Согласись, подачка в виде завещания в твою пользу была бы куда скучнее… Вспомни «Пигмалиона» моего любимого Бернарда Шоу. Парень, который обучал Элизу Дулиттл, получал от этого удовольствие. Вот и ты постарайся насладиться своим занятием. Ну же, Майлс, не вешай носа! – Дядя угадал, в этот момент Майлс действительно насупился. – Ведь было бы куда скучнее идти по стопам своего отца… Что ж, я прощаюсь с тобой, приятель.

Я верю в тебя и думаю, что ты справишься со своей задачей, хотя она, признаюсь, нелегка. Ах ты, Господи! – Патрик хлопнул себя по лбу. – Чуть не забыл. Не говори Джиллиан о том, что половина суммы достанется ей в любом случае. Пусть она думает, что ваши условия – одинаковы. Иначе, боюсь, она заберет свои деньги и совсем откажется учиться… Кто знает эту девчонку? Ну пока, Майлс, дружище. И еще раз: удачи тебе…

Экран погас. Майлс Вондерхэйм поднялся со стула. Он растерянно оглядел собравшихся в кабинете. Что ему делать? Послать к черту Патрика с его чудачествами или все-таки взяться за это нелегкое дело? Майлс попытался припомнить «Пигмалиона». Он читал эту вещь, безусловно, читал. Вот только немного подзабыл… Ему, конечно, очень жаль старину Патрика… Но черт бы побрал этого старого чудака!

2

– Я же тебе говорил, Джим! – Гарри Смуллит укоризненно покачал головой. – Твой «фирменный знак» до добра не доведет!

– Ну что ты заладил, как старая бабка! – возмутилась Джим, размахивая руками. Она постоянно жестикулировала. – Я тебе говорил! Я тебе говорил! – передразнила она его. – Сама знаю, что говорил… Но мне же удалось выкрутиться! – победоносно произнесла она и в заключение своей тирады эффектно взмахнула рукой так, что ее цветастый шарф чуть не развязался.

Малыш Гарри снова покачал головой. Его подруга была старше на пять лет, но иногда выкидывала такие фортеля, которые даже ребенку показались бы безрассудными.

Он дружил с Джим, сколько себя помнил. Когда погибли его родители, Джим взяла над ним своеобразное шефство. Она приносила деньги его тете, с которой мальчик остался после смерти родителей, и всячески его опекала. Тринадцатилетний паренек с не по-детски грустными карими глазами души не чаял в этой девушке, которая манерами больше напоминала парня. Если бы Гарри Смуллита спросили, кого он считает самым близким человеком, он, не задумываясь, назвал бы Джим. Она была ему как сестра. И поэтому сейчас он отчитывал ее, ибо выходка Джим с «фирменным знаком» причинила ему немало беспокойства.