Дайана Кобичер - Неужели это он? Страница 4

— Не что-нибудь, а кого-нибудь... Нашел очень странную девушку: на ней было жуткое вульгарное платье, в котором только на панель идти, а волосы на голове собраны в пучок, как у строгой классной дамы. Такое вот полное противоречий создание... — Этот низкий баритон принадлежал противному незнакомцу с внешностью Джеймса Бонда. Оказывается, его зовут Сид!

Голоса удалились. Доминик запретила себе думать о том, что услышала, и направилась к выходу. На улице нетерпеливо топтался, ожидая ее, Поль.

Он молча посадил ее в такси, так же молча захлопнул дверцу и лишь в последний момент произнес:

— Платье-то ничего, вот только ты в нем выглядишь полной идиоткой.

Самое удивительное, что слова Поля задели ее куда меньше, чем мнение незнакомца по имени Сид.

Поль сегодня не позвонит и завтра тоже, примерно так думала Доминик на следующий день, вспоминая, как всю ночь ворочалась без сна.

Что бы там ни было, а она по-прежнему любит его. Уж в этом Доминик не сомневается.

Поль так и не позвонил ни в этот день, ни на следующий, а через несколько дней она случайно увидела его на другой стороне улицы. Улица была совершенно пуста, и не заметить ее он не мог, однако прошел мимо, даже не взглянув в ее сторону.

Для Доминик настало время успокоиться и трезво подумать, тем более что времени на это хватает. Отец недавно практически даром приобрел на распродаже картину неизвестного художника, потому что заподозрил, что этим неизвестным был Джошуа Рейнольдс. Прелестный женский портрет нуждался, правда, в экспертизе и небольшой реставрации. Именно реставрацией и занималась сейчас Доминик. Работа была медленная и кропотливая, и ничто не мешало ей предаваться грустным мыслям.

Он просто никогда ее не любил, ни одного дня, и, сколько бы ни называл ее «дорогая» и «лапочка», сколько бы ни целовал, это ничего для него не значило. Доминик с грустью призналась себе, что ее любовь была соткана из собственного одиночества и романтических мечтаний. Поль тут был совершенно ни при чем.

Она решительно тряхнула головой и велела себе прямо с этого момента забыть Поля и поклялась себе, что больше никогда и ни за что не влюбится — слишком больно бывает потом.

Дальше было несколько очень тяжелых недель: трудно было отвыкать от счастливого волнения в предвкушении свидания, трудно было заставлять себя не мчаться сломя голову к телефону, надеясь, что это звонит Поль. Все душевные усилия Доминик были направлены на то, чтобы заполнить образовавшуюся внутри пустоту: она пыталась ходить в кино, старалась как можно больше времени проводить с подружками... Но все это мало помогало, потому что у любой из них был свой парень или жених. С каждым днем все труднее и труднее становилось Доминик участвовать в их беседах, изображая на лице безмятежную улыбку. Тем более невыносимо было чувствовать спиной, как они провожают ее сочувственными взглядами. Она похудела и осунулась, старалась не выходить из дому без крайней необходимости, придумывая себе все новые и новые дела в музее. Матери приходилось почти силком выставлять ее из дома подышать свежим воздухом.

Тогда Доминик выходила на прогулку. Она всегда шла одним и тем же маршрутом — вдоль берега моря под студеным ноябрьским ветром, по мокрому от холодного дождя песку. Кроме нее на пляже почти не бывало людей, только владельцы собак со своими питомцами. Всех их она знала с детства. Они радостно приветствовали ее еще издали, а она весело махала им в ответ. Так прошел почти месяц.

Однажды в конце ноября, гуляя по берегу, Доминик увидела, что навстречу ей движется какой-то незнакомец. Когда он подошел ближе, Доминик с удивлением узнала того противного красавчика из «Гранд-отеля», который назвал ее противоречивым созданием. Видимо, он гостит здесь у кого-нибудь из своих друзей, решила она.

Мужчина, очевидно, тоже вспомнил ее, так как остановился и стал ждать, когда она поравняется с ним. Дул пронизывающий ветер, воротник его мокрого плаща был поднят.

Доминик подошла и вежливо, но холодно поздоровалась. Однако, похоже, ее холодность ничуть его не смутила.

— Знаете, я всю жизнь считал, что только у меня любимая погода для прогулок — это холодный дождь и пронизывающий ветер. Приятно узнать, что я ошибался.

И как-то само собой получилось, что они пошли дальше рядом, даже не пытаясь разговаривать, потому что обоим не хотелось лишний раз открывать рот на таком ветру. Так прошло минут двадцать, потом они, не сговариваясь, повернули назад в город.

— Спасибо за прогулку, но дальше со мной идти не надо, — сказала Доминик, когда они вышли на Ратушную площадь. — Я живу у моря по другую сторону Остенде.

— Но там, насколько я знаю, никто не живет, — удивился ее спутник. — Там только музей Джеймса Энсора.

— Все правильно, — улыбнулась Доминик, — мой отец — директор музея.

— Ну тогда мне придется вас проводить. Честно говоря, я приехал сюда, чтобы познакомиться с вашим отцом. Не удивляйтесь, я не искал его на берегу моря. Просто мне нужно было подумать и собраться с мыслями, прежде чем идти к нему... Ох, ради Бога, простите! Сидней Харпер, искусствовед, — представился он и протянул ей руку ладонью вверх.

— А я Доминик ван Блоом. — Она несмело вложила свои пальчики в его узкую, но сильную ладонь. — Я могла бы догадаться по вашему акценту, что вы американец. Интересно, откуда вы так хорошо знаете фламандский?

— Фламандская живопись и ее место в Северном Возрождении — была темой моей диссертации, а сейчас я в основном занимаюсь Британией, восемнадцатый век. Кстати, я англичанин, а не американец.

Доминик смутилась, и дальше они пошли молча. Обидно все-таки, что мне в голову не приходит ничего умного, чтобы поддержать разговор, думала она по дороге. Вот Поль, тот умеет заговаривать зубы, он сейчас был бы очень кстати. Все, забудь о Поле! — одернула она себя.

Они вошли в дом, и Доминик провела гостя в гостиную, собираясь позвать туда отца. Но, к ее немалому удивлению, в гостиной ее ждал Поль, причем не один, а с Жюстин, девушкой, которая увела от нее Поля на вечере в «Гранд-отеле». Здесь же был и отец, которого Доминик никогда не видела таким сердитым и раздраженным.

— Привет, Домино, — заорал Поль как ни в чем не бывало. — Жюстин хочет купить своим предкам какой-нибудь подарок на Рождество, они у нее помешаны на всяких статуэтках, картинах... А твой папа уверяет, что у вас нет ничего подходящего.

Жюстин снисходительно поглядывала то на своего кавалера, то на Доминик. В длинном пальто из голубой замши, с волосами, распущенными самым продуманным образом, Жюстин была неотразима. Доминик в своем скромном платье снова почувствовала себя серой мышкой.