Твоя нелюбимая жена - Юлия Бонд Страница 4

Но говорят, что близкие люди не умирают – они просто рядом быть перестают… физически, а в мыслях они живы ровно столько, сколько ты будешь о них помнить.

Тряхнув головой, пытаюсь отбиться от воспоминаний, но тщетно. Если они приходят, то от них уже никуда не деться. Они душат меня как едкий газ, глаза становятся мокрыми.

Пока никто не видит, я могу плакать за закрытыми дверями ванной комнаты. Боль выливается через слёзы и в конце рыданий всегда становится немного легче.

От слёз течёт туш, да и весь макияж плывёт – уже не реанимировать. Приходится ещё раз умыться, но краситься во второй раз больше не хочется, да и зачем? Я всего лишь встречаюсь с сестрой Ольховского. Будет меня разглядывать и думать: какая страшная, что во мне нашёл её старший брат? Да пусть себе думает сколько влезет. Я давно привыкла к брезгливым взглядам – люди такие бестактные по своей натуре не то что дети. А дети меня любят, как и я их. В отличие от взрослых, дети всегда говорят, что думают. Им не свойственно лукавство, как и корысть, вот бы взрослым у них поучиться.

Припудрив лицо, чтоб хоть немного скрыть следы постакне, я наношу на скулы румяна – уж очень бледный, болезненный у меня вид.

Поправляю пиджак и, убедившись, что он сидит на мне хорошо, выхожу из ванной комнаты. В коридоре сталкиваюсь с двоюродной сестрой. Она как раз искала меня, чтоб сообщить, что дядя хочет со мной поговорить, ждёт в своём кабинете.

Предчувствуя неприятный разговор, я ощущаю пробежавший по коже мороз. Знаю, о чём хочет со мной поговорить Игорь Иванович. Опять будет стоять на своём, убеждать, что нам с Ольховским нужно пожениться. Дядя вбил себе в голову, что дети должны рождаться в законном браке, иначе это уже безотцовщина. Понятное дело, он человек старых взглядов, жёсткий и суровый. Политик. Боится, наверное, что моя беременность испортит его репутацию.

Спустившись по лестнице на первый этаж, я останавливаюсь напротив кабинета и заношу кулак, чтоб постучать. Не услышав ответа, тяну ручку дверцы на себя, заглядываю в появившийся проём.

– Можно зайти?

– Заходи, Ульяночка.

Оторвав взгляд от ноутбука, дядя тепло улыбается и спешит навстречу. Стул для меня отодвигает, что стоит напротив его стола:

– Садись моя хорошая.

Дождавшись, когда я устроюсь на стуле, дядя смотрит на меня задумчивым взглядом.

– Как дела, Уль? Всё ли у тебя хорошо?

– Дядя, ты ж не за этим меня позвал, правда? Но если тебе интересно, как у меня дела, то я скажу: всё хорошо, беременность протекает нормально. Появился токсикоз. Не могу в себя запихнуть ни крошки до самого вечера.

– Ну, может, лекарства какие-то нужны от этого твоего токсикоза? А гинеколог, что говорит этому поводу?

– Да ничего. Это нормально в первом триместре.

Пожимаю плечами. Забота дяди очень приятна. Он – всё, что у меня есть в этой жизни. Как хорошо, что он это понимает и всячески старается окружить меня комфортом и вниманием. Я это ценю, правда. Он делает для меня очень многое. Игорь Иванович меня к жизни вернул. После пожара забрал к себе домой, впустил в свою семью, будто я не дочка покойного брата, а его родная дочь.

– На самом деле я позвал тебя немного для другого. Но ты это… если что, то сразу говори обо всём врачу. И поменьше работай, Уль. Ребёночек должен родиться здоровым.

– Хорошо, дядя. Так зачем ты меня позвал? Об Ольховском хотел спросить?

– Хотел, да. Что там он? Вы уже виделись.

– Виделись, – вздохнув, я начинаю нервничать и теребить пальцами край пиджака. – Замуж предложил.

– А ты?

– А я сказала ему нет.

– Уля…

Тяжёлый вздох дяди отзывается в моём сердце уколом совести. Дядя же хочет как лучше. Только для меня будет лучше не стать нелюбимой женой. Славика мне никто не заменит, а его любовь будет жить во мне вечно.

– Девочка моя, но нельзя же так. Богдан – неплохой парень, молодой ещё, потому и глупый моментами. Но ты не волнуйся, я буду следить за ним. В обиду я тебя не дам. И если вдруг заслужит, то три шкуры с него сдеру.

– Да не нужно сдирать с него три шкуры, – усмехаюсь я, почувствовав жалость к Ольховскому: – Пусть живёт своей жизнью. А с малышом и сами справимся.

– Нет, так не пойдёт. Как детей делать, так они все молодцы. А как брать за них ответственность, так сразу: пусть живёт своей жизнью. Уль, ты не горячись. Присмотрись к нему. Стерпится – слюбится, может. Вы же встречались, значит, нравились друг другу.

– Нравились, да. И мне правда так казалось поначалу.

– Ну вот и славно.

Глава 3

Уля

В кафе я прихожу первой. Специально вышла пораньше, чтоб успеть прийти заранее: выпить чашечку зелёного чая и в одиночестве подумать о предстоящем разговоре. С Олесей мы уже встречались ранее, но толком не общались, обходясь лишь дружеским приветствием.

Заняв уютный столик у окна, я делаю заказ и, чтоб скоротать время, достаю из сумки планшет. Есть у меня хобби рисовать. Не то, чтобы я была художницей или имела к искусству какое-то отношение, но разукрашивать всегда получалось хорошо. Меня успокаивал сам процесс, а это то, в чём я сейчас остро нуждалась.

Олеся опаздывает на десять минут. Запыхавшаяся, словно за ней кто-то гнался, она входит в кафе и оглядывается, ищет меня взглядом. Я машу девушке рукой, с трудом заставив себя сменить маску неприязни на дружескую улыбку.

– Привет, – поприветствовав, Олеся плюхается на мягкий диванчик, что стоит напротив меня. – Ты уже делала заказ?

– Привет, да. Чай заказала, будешь? – я киваю на заварник в центре стола, но сестру Ольховского чай не впечатляет.

– Я такую гадость не пью, – наморщив носик, девушка подзывает к нашему столику официанта.

Уткнувшись взглядом в планшет, я продолжаю водить стилусом по экрану, раскрашивая картинку. Пока Леся заказывает себе слабоалкогольный коктейль, я скольжу по девушке беглым взглядом, уловив в её поведении тревожность. Какая-то