Алана Инош - Дочери Лалады. (Книга 1) Страница 40

Причину для переселения они объяснять не стали. Крылинка нахмурилась было, но Твердяна неожиданно легко дала разрешение:

«Что ж, живите, дело ваше. Пусть Ждана сама хозяйствовать учится. Если что понадобится – пусть приходит в любое время».

Первый их совместный ужин состоял из пирога, испечённого Жданой в закопчённой дочерна печке, давно требовавшей побелки. На пирог были пущены две увесистых рыбины, выловленные Младой собственноручно… а точнее, её собственными зубами. Ждана присутствовала при этом и пришла в восторг от способа ловли. Раздевшись, Млада прыгнула в озеро и нырнула… Волны сомкнулись над ней, холодно-голубая гладь снова стала неподвижным зеркалом, отражавшим в себе вершины гор и лес, а Ждана осталась на берегу – изнывать от нетерпения и тревоги. Время шло, а Млада всё не показывалась, и к девушке подкрался сзади страх, взяв её в свои ледяные объятия. Но почти сразу отпустил, уступив место радостному облегчению: недалеко от берега над водой показалась голова Млады, а в зубах у неё трепыхалась, блестя сталью чешуи и поднимая хвостом тучу брызг, живая рыбина! Добыча была большой и тяжёлой, билась яростно, и женщине-кошке приходилось прилагать всю силу своих челюстей, чтобы её не упустить. Рассекая воду сильными руками, за десяток взмахов она добралась до берега, разжала жутковато удлинившиеся клыки и бросила рыбу на траву, после чего по-звериному встряхнулась, обдав Ждану брызгами – мокрая и прекрасная в своей наготе.

«Ох ты… Вот это да! – расхохоталась девушка, прыгая и хлопая в ладоши. – Ну ты и рыболов!»

Млада, сияя озорной незабудковой синевой глаз и обнажив в клыкастой улыбке розоватые от рыбьей крови зубы, проурчала:

«Сейчас ещё одну словлю, обожди».

Ждане казалось, что и из одной такой здоровенной рыбины получится достаточно большой пирог – такой, что целой семье за один присест не съесть, но Млада заверила:

«Я осилю! Мне этого – на один зуб только».

Ждане оставалось только удивляться тому, сколько женщины-кошки могут съесть – и это при том, что ни одной тучной дочери Лалады девушка до сих пор не видела: все они обладали могучим, но вместе с тем стройным и ладным телосложением. Ещё когда в доме Твердяны гостили родители, она заметила, что сытно покушать в Белых горах любили, причём в тарелки накладывали столько, сколько Ждана могла съесть, самое меньшее, в два-три захода. Если матушка Крылинка, родом бывшая из Светлореченского княжества, от таких обычаев и раздобрела, то в женщинах-кошках всё съеденное будто сгорало, не оставляя на боках ни капли лишнего жира.

Таким же макаром Млада поймала вторую рыбину. Пока добыча трепыхалась на траве, она обсыхала нагишом и отплёвывалась от чешуи, а Ждана сидела рядом, восхищённо лаская взглядом линии её сильных длинных ног и дотрагиваясь подушечками пальцев до твёрдых бугров под её кожей на руке… Стоило Младе повести плечом, как бугры пришли в движение, перекатываясь.

Потом Ждана чистила эту рыбу – потрошила, скребла чешую. Не самое приятное занятие, но от потрескивания дров в печи её наполняло тугое и тёплое счастье, уютное, доброе и духмяное, как пирог. Мысли, жарко дыша, возвращались к блестящим капелькам воды на коже Млады, к её плоскому животу с впадинкой пупка, к мускулисто вылепленным ногам, способным как быстро бегать, так и страстно переплетаться с ногами Жданы в постели… Грудь – две гладкие и упругие перевёрнутые чаши, округлая ямка между ключиц… О, если бы только ночь могла настать скорее! Ради такого счастья Ждана была готова с радостью навечно переселиться из огромных отцовских хором в ещё более скромное жилище, чем это, и делать всю домашнюю работу своими руками, как самая бедная селянка.

Млада рыскала где-то дотемна. Вернулась она не с пустыми руками и не пешком, а на телеге, гружёной кучей добра: пшеном, сушёным горохом, ржаной и овсяной мукой… Ещё там нашёлся короб сушёной земляники и такого же лука, масло, соль, пряные травы и коренья.

Далее был ужин при свете лучины, а потом – похрустывание сухой душистой травы в тюфяке на деревянной лежанке и песня тел, напряжённых, как струны. Девственность Жданы оставалась сохранной, но шея и грудь горели от клыкастых поцелуев, а рёбра едва ли не трещали от зверски-крепких объятий. Млада терзала её, как добычу, жадно насыщаясь, а Ждана даже не успевала дарить ей ответные ласки. В самом деле, как ласкать дикого зверя, взъерошенного и взблёскивающего в полумраке холодящей синевой глаз, рычащего и скалящего зубы? Собственные руки казались девушке неуклюжими, слабыми и медлительными, они не могли укротить зверя. Когда её остро пронзило раскалённым наслаждением, из прильнувшего к её плечу рта Млады полилось что-то тёплое и липкое… Не слюна – слишком много. Густые струйки окутали всё плечо, а потом в плоть вошли клыки. Боль сплелась с блаженством в безумную плётку, которая жестоко огрела её, оставив на душе и теле длинный взбухший рубец. Странная липкая жидкость смешалась с кровью. Гортанный рык, последняя судорога – и Млада упала рядом с Жданой, тяжело дыша. Девушка, зажимая рукой кровоточащее плечо, соскочила с постели и голышом побежала вниз, на кухню.

Там, при свете лучинки, она присела у бадейки с водой и плеснула на плечо, смывая пугающе яркую кровь и переливчато-белёсые потёки. Слёзы катились по дрожащим губам, солёно щекоча.

«Прости, Жданка… Не надо, от воды хуже будет. Дай, я вылижу».

От прикосновения горячих рук Млады Ждана содрогнулась. В желтовато-янтарном отблеске пламени на подбородке женщины-кошки блестели серебристые капли, чуть розовые от примеси крови.

«Что это… такое белое?» – всхлипнув, пробормотала Ждана.

Зачерпнув горсть воды, Млада ополоснула рот и подбородок, с усмешкой бросила:

«То, отчего бывают дети». – И её язык горячо и влажно защекотал плечо девушки, подбирая алые струйки.

Боль быстро стихала, кровотечение остановилось. На плече Жданы остались только аккуратные дырки от зубов, которые Млада завязала чистой тряпицей.

«А почему раньше у тебя такого не было? – робко спросила девушка. – Ну… этого белого».

Млада усмехнулась.

«”Это белое” – семя… Ну, удерживала во рту потому что. А сейчас не удержала. – И, тихонько поцеловав повязку, добавила виновато: – Прости, что куснула. К утру уже заживёт».

И правда – зажило. Вот только синяки на рёбрах остались от медвежьих объятий, и даже от ласкового взгляда Млады сердце Жданы охватывало лёгкое содрогание. Утром та собралась в обход вверенного ей отрезка границы и попросила завернуть ей с собой обед – остатки вчерашнего пирога. Горные вершины рдели утренним румянцем, а над озером ещё стлалась синяя мгла. Когда Ждана увязывала узелок, руки Млады заскользили по её бёдрам и талии, обняли, а дыхание защекотало ухо. Место укуса ёкнуло, Ждана застыла.