Мэри Симмонс - Забыть невозможно Страница 40

Но тогда она говорила бы с чужим человеком, с другим Норманом Генри, который отличался от ее Нормана, как лето от зимы.

С того рокового утра Виктория видела его дважды. Сначала в полицейском участке, а потом в суде на предварительном слушании по делу Джеймса Уолтона, и оба раза, когда она встречалась взглядом с Норманом, ей казалось, что она смотрит на совершенно незнакомого человека или даже врага. Его синие глаза, согревавшие ее некогда своей любовью, теперь излучали холод, который замораживал душу Виктории.

На слушании дела спокойный, и элегантный в своем темном деловом костюме Норман стоял в дверях. Безукоризненно выбритое лицо казалось слишком гладким и чужим. Виктории, чтобы пройти между ним и мужчиной, с которым он разговаривал, пришлось даже задеть его.

От Нормана пахло каким-то тонким одеколоном с таинственным, приятным, но до чего же незнакомым запахом. Ее сердце невыносимо заныло.

Пит, следовавший за Викторией, остановился.

— Ты прекрасно выглядишь, — заметил он Норману.

— Как скрипка, — последовал сухой ответ.

— В Казначействе все улеглось? — спросил, Пит, и Виктории захотелось закричать от злости. Он, как никто другой, знал, какой пыткой для нее было видеть Нормана, находиться рядом с ним, смотревшим сквозь нее.

— Почти. Нам назначили нового директора.

— Представляю, как он волновался, когда на него устремились все взоры.

Норман усмехнулся, и этот смешок, как фальшивая мелодия, резанул Викторию по сердцу. Ей хотелось воскликнуть: «Это нечестно!» Что она такого сделала? Он желал ее любви, и она сама впервые в жизни испытала любовь.

— Ну, не строй из себя постороннего, — непринужденно сказал Пит.

Норман проворчал что-то неясное.

Она видела Нормана по телевизору, когда в программе новостей его спрашивали о подробностях пребывания в доме Виктории Генри. Он либо уклонялся от большинства вопросов, либо отвечал очень кратко, намекая на то, что это входило в план поимки Джеймса Уолтона.

Потребовалось всего две недели, чтобы случившееся стало достоянием прессы, которая вскоре уже осаждала дом Виктории. Где сейчас муж? Был ли агент Казначейства ее настоящим супругом? Почему она согласилась оставить его у себя? Чем это было для нее — только ли сюжетом для нового романа? Все вопросы походили на вопросы Нормана: почему? Они заставляли Викторию изворачиваться и лгать, как можно глубже пряча свою любовь.

Вспомнив небрежно брошенное замечание Пита, репортеры даже выследили Джека Форстера. Тот, как обычно, оставался, невозмутим и, ссылаясь на врачебную этику, отвечал скупо. Когда его спросили, кто был пациентом, Виктория или Норман, Джек лишь молча улыбнулся.

Но самое трудное ожидало впереди. Один из журналистов зашел в своем расследовании слишком далеко и обнаружил, что Виктория никогда не была замужем, и писателя Нормана Генри не существовало.

Викторию завалили просьбами об интервью в печати и на телевидении. Но она соглашалась только на самые необходимые и даже отменила презентацию своей книги в Александрии. Времени прошло уже немало, а ее боль не утихла. Губы Виктории дрожали, когда они с Питом говорили о Нормане, а когда она просыпалась, ее глаза были полны слез.

Наблюдая за тем, как весело резвится Макс, взметая хлопья выпавшего ночью снега, Виктория снова удивлялась тому, что не может похоронить свои мечты так же, как некогда утерявшую блеск волшебную палочку. Почему и сегодня, после двух месяцев разлуки ее чувства живы, почему тело по-прежнему жаждет его прикосновений.

Виктория пыталась взяться за новый роман, часами подбирая сюжеты. Но то, что получалось, мало походило на шпионский триллер. Это была история Виктории Генри, влюбившейся в первый раз в жизни. Рассказ о трех днях в раю и о том, что за ними последовало. Повесть о женщине, которая вдруг узнала, что ее жизнь была не более реальной, чем вымышленные, ею рассказы.

Виктория плакала, читая эти страницы, но она понимала, что они не должны собирать пыль в ящиках стола. С ее историей должны познакомиться все женщины и мужчины, чтобы понять: смысл жизни — это любовь.

Виктория позвонила своему агенту и рассказала о книге, назвав ее «Белая ложь». Когда она описывала сюжет, голос задрожал, но агент этого не заметил и предложил, раз уж история с Норманом Генри закончена, подписать роман только своим именем. Она упаковала непослушными пальцами уже готовые главы и отправила их агенту.

Тот вернул рукопись поразительно быстро, предложив прислать остальные главы, как только они будут готовы. Поскольку в настоящее время она в центре внимания, лучше выпустить книгу как можно скорее.

Виктория сразу же принялась за самое трудное из того, что ей предстояло написать, — о том, что она испытала за те незабываемые три дня. Виктория включила телефонный автоответчик и отказалась от всех предложений.

Прошлым вечером Пит упрекнул Викторию, что она снова скрылась от мира. Та призналась, что работает.

— Ты не работаешь, Вики, ты истязаешь себя, — только покачал, головой Пит. — Между прочим, в твоей книге нет счастливого конца.

— Зато это правда, — ответила Виктория.

— Только потому, что ты не позвала Нормана?

— Я не могла. Это не тот Норман, которого я знала.

— Ты уверена в этом?

— Да, уверена, абсолютно уверена.

Позже пришел Джек и попытался убедить Пита, что все будет хорошо. Свою желтую сумку он оставил дома, но его теплая улыбка согревала Викторию.

— Вики, расскажи мне о своей книге, — попросил он, но вместо этого она дала посмотреть ему главы, которые уже были отосланы агенту. Джек внимательно прочитал текст, кое-где улыбнувшись и пару раз нахмурившись, и задумчиво вернул его Виктории.

— Что, плохо? — спросила она.

— Совсем нет. Даже очень хорошо. Это лучшее из того, что ты написала, Вики.

— Тогда что не так? — поинтересовалась она, подозревая: сейчас последуют слова, подсказанные Питом.

— Нужно посвящение, — удивил ее Джек.

— И это все?

— Для подобной книги оно необходимо. Виктория долго смотрела перед собой и, наконец, вздохнув, начала печатать текст посвящения. Только что она могла сказать в нем?

Норман не видел этот дом уже два месяца. Оказывается, он построен из красного кирпича и белого дерева.

Все это время было заполнено работой, заботой о детях Майкла и попытками забыть Викторию Генри. Но вместо бумаг, погонь и расследований, он думал только о карих глаза, наполненных слезами. Слышал ее нежный голос, шепчущий ему, что все будет хорошо, что она помнит о нем.

Последние слова Виктории глубоко ранили его: «Я говорила тебе, но ты не захотел слушать. До тех пор, пока ты действительно не захочешь узнать, что руководило мной, у нас не получится настоящего разговора».