Пола Льюис - Спелое яблоко Страница 40

А несостоявшийся защитник который уже час стоит под ледяным дождем и мокнет на ее глазах. С самого утра. Самозабвенно, как мазохист. Почти не шевелясь, А ведь мутновато-блеклое светило уже начало клониться к закату. И дождь все идет, и идет. Нескончаемым потоком. Как будто разверзлись хляби небесные и обрушились на эту грешную землю. И на кающегося грешника.

Это напоминало известную притчу о покаянии одного из чрезмерно гордых императоров Великой германской империи перед еще более великой Римской католической церковью. Каносса как символ этого покаяния. Как символ подчинения светской власти духовной. Коленопреклоненная фигура Императора у ворот резиденции Папы. Без доспехов и пышных нарядов, в одном холщовом рубище. С веревочной петлей на шее в знак полной покорности и готовности к смерти. Босиком, целых четыре дня в снегу. Во искупление грехов, главным из которых было Неподчинение воле Папы. За этим последовало его личное отлучение от Церкви и запрет на богослужение во всех церквях империи. Страшная кара по тем временам. Не только для Императора, но и для всех подданных, Лишение защиты у Бога. И тогда Император сдался и пошел на поклон. Замаливать свои грехи и вымолить прощение. Для себя и для своего народа. А Папа даже не вышел на крепостную стену, чтобы полюбоваться на кающегося грешника. Сломленного и подчиненного его воле.

Так гласит церковная легенда. Хотя, конечно, за четыре дня Император отморозил бы себе ноги напрочь, и их пришлось бы ампутировать. Но все же, в конце концов, не зря страдал. Был прощен. Как бы заочно. Хотя Лапа не видел его воочию и не всматривался в глаза замерзающего и страдающего человека. Может быть, боялся того, что не выдержит этого тягостного зрелища и сам сдастся. Раньше положенного времени.

А вот она который уже час хладнокровно взирает па стоящего внизу, под дождем, кающегося грешника по имени Патрик, Не чувствуя никакого сострадания. Никакого жжения в сердце. И слезы не застилают глаза, как капли дождя. Скорее наоборот. Сейчас она мысленно представляет совсем другую сцену. Из языческого прошлого кельтов. Из священных обрядов друидов.

Великая жрица Марианна, одетая в длинное, белое льняное платье, взметнула свои руки вверх, навстречу огненному светилу, вознося хвалу Верховному Божеству и обещая ему сегодня щедрые жертвы. Они уже стояли на коленях у ее ног, эти жертвы, связанные прочными ременными веревками.

Огненно-рыжая красотка в нелепом красном платье, с глазами, полными ненависти, ужаса и понимания своей обреченности. И мускулистый гигант в набедренной повязке из банного полотенца, с непокорной гривой черных волос, небрежно отброшенной назад. С пронзительными ярко-синими глазами, в которых светилась любовь и тоска. Любовь к этой прекрасной жрице и тоска по уходящей жизни, в которой не будет больше безумных, напоенных страстью ночей, проведенных в прошлом с этой Девой Бога. Которая сама, своими руками, лишит его жизни.

Он бросил взгляд на жертвенный камень, на котором лежали два ритуальных ножа из обсидиана – из очень острого вулканического стекла. Для него. Для рыжеволосой. Она будет первой. Так решила Верховная жрица Марианна. Потом настанет его очередь. Она вспорет им грудь этими ножами, вырвет их сердца, поднимет на вытянутых руках, демонстрируя восходящему светилу, и бросит на жертвенный огонь. Потом отрежет им головы и насадит их на колья, окружающие по периметру капище богов. А обезглавленные тела жертв ее помощники, младшие друиды, подвесят на ветви священного дуба. Чтобы ими питались священные и мудрые вороны.

Да, эта сцена выглядела достаточно впечатляюще. Но почему-то не радовала. Точнее говоря, вызывала двойственное чувство. Удовлетворения, даже ликования при виде вполне заслуженного завершения жизненной линии рыжеволосой. И легкую грусть при виде печальных и влюбленных глаз прекрасного гиганта. И все же это слишком жестокое зрелище. Для женских глаз. Для женщины, созданной природой для того, чтобы продолжать жизнь, а не отнимать ее. И нельзя равнодушно смотреть на чужие страдания. Как человек медленно умирает у твоих ног. Ну, не умирает, но может умереть. Или серьезно простудиться и тяжело заболеть.

Да, а в сюжете за окном произошли некоторые изменения. Букет он уже не держит в руках. Аккуратно положил на тротуар, рядом. Наверное, руки замерзли, не может его удержать вместе с зонтиком. Не помогает даже то, что он не в холщовом рубище, а в элегантном костюме и даже в плаще. И вместо веревочной петли на шее аккуратно завязан модный галстук. Четко выделяется на фоне белого воротничка рубашки.

А вот ноги, наверняка, сильно промокли в модельных ботиночках на тонкой подошве. Зонтик не спасает от косого дождя. Наверняка стоит мокрый. Насквозь мокрый и насквозь промокший. Уже простуженный. Может быть, даже уже с температурой. Будет серьезно болеть, чихать, сморкаться и кашлять. Может быть, даже тяжело заболеет. Например, воспалением легких. И его придется спасать…

Почему-то слезы все же навернулись на глаза. Скоро капать начнут, а потом струиться. Хоть ведро подставляй. Цветы жалко. Розы, этот символ любви, не должны гнить на асфальте…

А вот его, конечно, не жаль. Абсолютно. По крайней мере, не должно быть к нему жалости. Ибо сам этого заслужил. Но ведь и Римский Папа когда-то принят капитуляцию и простил, И она верная дочь церкви, должна следовать примеру Великого Патриарха. Ибо милосердие – это основа мироздания. Даже в отношении грешников. Не закоренелых, а понимающих свою вину. Готовых ее осознать, признать и искупить. Но прошлое мы ему все равно не забудем. Когда надо – припомним.

Конечно, надо было бы все же еще подождать. Если не четыре дня, то хотя бы до утра. Но он столько не выдержит. Это в старину люди крепкие были. Он не доживет даже до рассвета. Упадет навзничь, прямо в грязную, покрытую нефтяными пятнами лужу. И к утру растает в ней. Растворится без остатка. Она же полна химикатов. А уж тем более за четыре дня сколько там всего накопится… Сейчас же какая экология? Среда обитания совершенно разбалансирована. Не комфортна для человека. Не обеспечивает его выживания, Недавно по телевидению говорили о том, что над Европой свирепствуют кислотные дожди. И без зонтика под дождь лучше не выходить. Последствия неконтролируемой промышленной революции. И сейчас этот кислотный дождь льется на Патрика, непрерывно, час за часом. Просачиваясь в его одежду, разъедая его кожу и мышцы, отравляя его легкие…

Нет, так нельзя. Прочь от Каноссы и Великой жрицы друидов. В двадцатый век. Придется спуститься вниз, взять его за руку и ввести в дом. Потом представить своим родителям. Вот, полюбуйтесь, папа и мама, на моего жениха по имени Патрик. Патрик Мюррей, из клана Мюрреев. Вот его краткое досье. Только что набросала. Извините, второпях, поэтому почерк плохо читается. Сам он не дублинский. Из США. Адвокат. Ирландский американец или американский ирландец. Это уж как удобнее будет считать.