Лесли Мэримонт - Единственная Страница 41

— Но ведь ты — великолепный актер!

— Я еще и хороший врач.

— Рекс, мне не хотелось бы толкать тебя на что-то, что тебе не хотелось бы делать.

— Спасибо тебе за эти слова, Джейн. Искренне спасибо. Но доктор Морис Беккер вскоре последний раз появится на экранах. Я снова стану тем, кем хотел быть всегда и кем был.

— Но если ты всегда хотел быть врачом, Рекс, то почему ты вдруг перестал им быть?

— Ну, это долгая история, Джейн. У тебя есть время?

— Вся жизнь, милый. Вся жизнь…

— Ну, тогда сначала мы сделаем вот что… — И он жадно поцеловал ее.

Снова говорить они начали не так уж скоро. Рекс вытянулся на софе, положив голову на колени Джейн.

— Я решил стать врачом, когда мне было лет двенадцать, — начал он, пока Джейн приглаживала его волосы. — В тот год мой друг умер от лейкемии. Ему тоже было всего двенадцать.

У Джейн больно сжалось сердце: хотя он старался говорить спокойно, но и сейчас ему было больно вспоминать утрату. Она ничего не говорила, опасаясь, что, возможно, рассказывая ей старую историю, Рекс балансирует на краю какой-то невидимой ей пропасти.

— Он был великолепный парень, — пробормотал он. — Просто великолепный!

— О Господи! — Джейн почувствовала, как у нее в горле встает ком.

— На его могиле я дал клятву, что, когда вырасту, стану врачом, — глуховато продолжал Рекс. — И не простым врачом. Специалистом. Я хотел сделать так, чтобы такие парнишки, как Роберт, не умирали. Я поехал учиться в Лондон и после остался там работать в одной из лучших детских больниц. Я занимался именно лейкемией, и с каждым годом наше отделение приобретало все больше опыта, увеличивались шансы на успешное лечение, но почему-то… для меня… этого все равно было мало. Восемнадцать из двадцати пяти детей, поступавших к нам с лейкемией, мы вылечивали, но я видел только неудачи и не замечал успехов. В конце концов, меня добили слезы несчастных матерей. Они доверяли мне своих детей, эти матери, и я не мог видеть их горя. Мне казалось, что я лично их предал.

Глаза Джейн наполнились слезами. Она ничего не могла с этим поделать. Вот-вот слезы готовы были побежать по ее щекам. Она старалась дышать глубже, но не могла справиться с собой.

— Ты же делал все, что мог! — запротестовала она, давясь рыданием. — Ты же не Господь Бог!

Рекс посмотрел ей в лицо, быстро сел и повернулся к ней, притянув к себе.

— Ах, милая, я не хотел тебя расстраивать. Ну, конечно, я не Господь Бог. Теперь я это знаю. Но тогда я, кажется, пытался им быть, и эти попытки меня медленно убивали. Я работал по двадцать часов в сутки, почти не спал и не ел… Однажды моя больная, маленькая девочка, умерла совершенно неожиданно. Я считал, что у нее начинается ремиссия, и сказал об этом ее матери. Говорить с этой несчастной мне было невыносимо трудно. И я понял, что больше не могу.

— И что ты сделал? — спросила Джейн.

— Я ушел. Уволился. Я знал, что если этого не сделаю, то сломаюсь окончательно. Или покончу с собой.

— Ах, Рекс.

— Чтобы отвлечься, я начал посещать театральный кружок. Спустя какое-то время я стал членом небольшой театральной труппы в Лондоне и неожиданно имел некоторый успех. Оказалось, что у меня есть актерские способности.

— А как ты вдруг оказался исполнителем главной роли «Нашего доктора» здесь, в Австралии?

— Совершенно случайно. Два года назад я прилетел домой провести время с родными. У Матти была масса друзей в шоу-бизнесе, и она на какое-то время вообразила себя актрисой. Она собиралась на прослушивание для нового телесериала, и подначила меня пойти с ней и прослушаться на главную роль. Надо сознаться, что у меня было преимущество, поскольку мне было несложно войти в роль врача, особенно далась мне сцена срочной операции, которую я прочитал. Продюсер купился на то, что назвал моей «убедительностью». Когда мне предложили роль, Матти убедила меня не рассказывать, что я на самом деле врач, чтобы никто не решил, будто я их обманул. А еще она сказала, что мне понадобится хороший агент, и познакомила с Джоном Моррисоном.

— А Джон знает, что ты врач?

— Нет. Не знает. Честно говоря, в то время я был и сам рад забыть о моей врачебной карьере. Матти уговорила всех наших родных и знакомых не говорить журналистам ничего, кроме того, что театральному искусству я обучался в Лондоне. Они согласились. Поскольку я уже много лет не жил в Австралии, у меня здесь не было близких друзей, только несколько очень давних, вроде Кита.

— Который не произнес ни слова, — подтвердила Джейн. — Даже когда я спросила его напрямую.

— Он — хороший приятель. Но последнее время он начал подозревать, что у меня появились сомнения относительно моей жизни, что я подумываю о том, чтобы снова по-настоящему вернуться к врачебной деятельности.

Джейн нахмурилась.

— По-настоящему, Рекс? Можно подумать, что не по-настоящему ты ею занимался.

И тут до нее дошло. Зачем бы ему иметь докторский чемоданчик в багажнике, если не для врачебной практики?

— Во время отпусков я работал в клинике на одном из островов Фиджи.

— Как это получилось?

Рекс рассмеялся.

— Знаешь, это удивительно напоминало одно из приключений доктора Мориса. Я отдыхал там, и один из местных мальчишек сломал себе руку. Я помог ему. Теплая благодарность его родных заставила меня ощутить себя нужным. Это вселило в меня такое чувство уверенности в себе, какого я не испытывал уже много лет. Когда мне рассказали о крошечной клинике, которую устроил на одном из соседних островов пожилой врач, я поехал к нему и предложил свои услуги на время своего отпуска.

— И тебе это было приятно?

— Очень, хотя, конечно, это практика для врача широкого профиля, а не узкого специалиста. Но к моменту нашей встречи, я уже всерьез подумывал о возвращении в медицину. Мой приезд в Ларинратту заставил меня еще острее почувствовать проблему. Я почти решился уже так и сделать, когда мы увидели ту автомобильную катастрофу. Скажу тебе по правде, она меня поколебала. Тот мужчина уже был мертв. И я ничего не мог сделать. Ко мне снова вернулись все те же сомнения, и я опять отступил: от медицины, от человеческой близости, в том числе и с тобой, я боялся большой близости.

Джейн всем сердцем сопереживала ему, но не находила нужных слов.

— Я уже много лет удовлетворялся поверхностными связями с женщинами. И я думал, что это меня устроит и мне ничего другого не нужно будет еще много лет. Но конечно, я себя обманывал. Я начал это понимать во время наших разговоров по телефону, но окончательно осознал, когда ты приехала в «Три холма». Я влюбился впервые в жизни, и, как ни старался, больше не мог относиться к жизни играючи. Я собирался все тебе рассказать, как только мы останемся вечером одни, но когда я узнал про Шеффилда, а потом Энн поранила себе руку — все пошло наперекосяк…