Рини Россель - Как забыть Гарри Страница 41

Он втянул воздух сквозь зубы, и вид у него был словно у щенка, которого ругают. Раньше она никогда не замечала, насколько он зауряден. Она всегда считала его довольно привлекательным, но теперь почему-то он казался не худощавым, а худосочным и бесцветным. Рыжие волосы были безжизненными, словно тертая морковь, залежавшаяся на тарелке. А она терпеть не может морковь… Неужели теперь каждого мужчину, которого она встретит на жизненном пути, ждет одна и та же печальная участь — сравнение с неким самовлюбленным плейбоем?

— Эм! — Голос Гарри прервал ее мрачные мысли. — Я знаю, что уже говорил тебе это. Просто дело в том, что ты теперь такая… такая непохожая на себя прежнюю. Ты более независимая, ты такая сильная и — ну, я не знаю… Ты такая возбуждающая — вот, наверно, подходящее слово.

Румянец смущения окрасил ее щеки.

— Если умную женщину бросают на ступенях церкви, то она обязательно кое-чему научится и позаботится о том, чтобы больше с ней такого не случилось.

— Больше такого и не случится, солнышко, — сказал он умоляющим голосом.

Она засмеялась, но смех этот был скорее саркастическим, чем приятным.

— По крайней мере в этом ты прав. — Она пристально посмотрела на него и решила, что ему будет полезно услышать кое-что нелицеприятное. — Послушай, Гарри. Я уже не та покладистая, наивная девушка, от которой ты сбежал. Ты очень унизил меня. Я ненавидела себя за то, что я такая неудачница, и хотела измениться. Моим открытием было то, что ты — легкомысленный и безответственный тип. — Он вздрогнул и поежился, но это ничуть не смутило ее. — Второе мое открытие заключалось вот в чем: пытаясь переложить вину за свою неудачу на других, я поняла, что не должна этого делать. За себя отвечаю я сама. Может быть, властный характер папы тоже сыграл какую-то роль, но ведь и у меня, и у Элси отец был один и тот же. Она решилась и уехала из дому, а я осталась, потому что хотела угодить отцу. Теперь я поняла: у меня просто не было такой страсти к путешествиям, я осталась вовсе не потому, что папа угрозами принудил меня к этому. Мне нравится быть учительницей. Единственное, что мне понравилось бы еще больше, — это растить своих собственных детей. — Он хотел что-то сказать, но Эмили нахмурилась: — Даже не начинай, Гарри. Это будут не твои дети.

Его лицо вытянулось и приняло такое трагическое выражение, что Эмили стало его жаль.

— Теперь я знаю, что я — хорошая учительница. А благодаря тому, что ты меня бросил, я узнала, что есть во мне достойного и правильно; оказалось, что я этим горжусь.

— Еще бы. Ты это излучаешь, словно свечка, — жалобно пробубнил он.

Она улыбнулась ему, чувствуя жалость. Бедный, он так страдает. Но помочь ему она ничем не может. У нее в этом плане хватает своих неприятностей.

— Спасибо, Гарри. Надеюсь, мы сможем остаться хорошими знакомыми.

Она смотрела, как у него от огорчения запрыгал кадык.

— И больше ничем мы не можем быть? Ты уверена?

— Уверена. Пожалуйста, не возвращайся больше к этой теме. — Бросив взгляд на часы, она сказала: — Мне надо идти. — И побежала вверх по ступеням в здание. Никто не знает лучше ее, каково это — продолжать жить дальше с разбитым сердцем. Но у нее было ощущение, что Гарри наконец уразумел: пора шагать своей дорогой. И она желала ему удачи.

Разумеется, Эмили сказала ему неправду, что довольна жизнью. После встречи с Лайоном она стала сильнее как личность, но настоящей жизнью это вряд ли можно назвать. Можно говорить лишь о выживании, о попытках справиться с безответной любовью. Какое уж тут счастье!

В коридоре стоял гвалт — ученики собирались кучками, изучая расписание занятий. Одни восторженно вопили, узнав, что попадали в один класс, другие разражались стенаниями и протестами, если оказывались разлученными.

Эмили уже опаздывала и поэтому ускорила шаг. До первого звонка надо успеть написать на доске несколько распоряжений. Повернув за угол в свой кабинет, она резко остановилась и со стуком уронила портфель на поцарапанный деревянный пол. Мужчина — такой высокий, широкоплечий и великолепный, что его никак нельзя было принять за ученика, — стоял, небрежно прислонившись к ее столу. Его лицо было повернуто в профиль и казалось задумчивым.

При звуке упавшего портфеля он повернулся в ее сторону. Потом широко улыбнулся, показав потрясающие зубы, и тогда ее сумочка последовала за портфелем, из нее посыпались пудреница, губная помада и другие мелочи.

Темные глаза блеснули.

— Это такая традиция в Айове — в ознаменование начала учебного года рассыпать по полу аксессуары?

Она сглотнула, не веря собственным глазам. Лайон оттолкнулся от стола и пошел ей навстречу, и она невольно залюбовалась его такой знакомой и волнующей походкой. Когда он подошел, Эмили ухватилась за дверную ручку, не зная, что будет дальше.

Лайон нагнулся и сложил обратно в сумочку рассыпанные вещи. Потом поднял и портфель и отнес все это к ее столу. Она не шевельнулась.

Когда он снова повернулся к ней, веселья у него во взгляде уже не было.

— Эмили! Что означает это выражение лица?

Она молчала, так как голос отказывался служить ей, и все еще старалась понять, что происходит.

Он снова подошел и взял ее безжизненные руки в свои большие теплые ладони. Как только он прикоснулся, кровь бросилась ей в голову, глаза защипало. Но она стояла не шевелясь.

— Давайте попробуем еще раз. — Он втянул ее в комнату, и выражение его лица было мягким.

— Лайон! — Вместо нормального голоса у нее вырвался какой-то писк. — Что… как… — Она не смела спросить, не смела надеяться.

Он поднес ее пальцы к губам и поцеловал, и всю ее охватил сладкий трепет. Ноги сделались ватными, стало трудно дышать. У нее не было сил отнять руку, хотя она знала, что это было бы самое разумное.

— Эмили, вы оказались правы в тот последний вечер на острове. — Продолжая держать ее руку, Лайон улыбнулся губами и глазами. — Я действительно чувствовал внутри большую пустоту, но даже и не догадывался о причине до тех пор, пока одна застенчивая женщина одним прекрасным утром не споткнулась об меня в поисках того, чего и не теряла.

Эмили услышала хихиканье и оглянулась. В класс заходили ученики, рассаживались, смотрели во все глаза… Но ее взгляд снова вернулся к лицу Лайона. О, эти глаза! В них была нежность, и они блестели так, словно увлажнились слезами.

Он взял ее лицо в сильные и нежные ладони.

— Я никогда не задумывался над этим, но постройка той хижины — как вы ее назвали — приносила мне чувство умиротворения, ощущение цельности, что ли. У меня было все, и эта хижина была мне не нужна, но я нуждался в том, что давало мне ее строительство. — Взгляд Лайона прошелся по ее лицу, и она поняла, что он пытается разгадать, о чем она думает. Она переживала за него и потому не имела ни малейшего представления о том, что написано у нее на лице.