Хороший брат (СИ) - Даша Черничная Страница 41

— Спасибо тебе за это, Мар. И за то, что был с ней рядом.

Друг кивнул, положил руку мне на плечо и сжал его.

— Мар, но ты запомни сейчас, хорошо? То, что было, мы оставили в прошлом. Поверь, я осознал свои ошибки и вдоволь накупался в собственной ненависти. На самом деле, мне нет прощения, но она сделала это — простила меня. Мы с ней вместе. Я Наташу больше никогда не отпущу. Добровольно — точно.

Впервые за пару дней, проведенных вместе, Марат растягивает губы в улыбке и отвечает:

— Ну наконец-то. Я рад за вас, друг. Правда.

— Отлично. Тогда прекращай сканировать мою девушку, запарил.

— Это непроизвольно, прости. Все жду подвоха от тебя.

— Нет его, Мар. И не будет, даже не надейся. Все в прошлом. И ты оставь твои тревоги там же.

— Как скажешь. Только сразу переключиться не обещаю. Присмотрю еще немного и тогда присоединюсь.

— Хорошо, — усмехнулся и махнул головой в сторону дома бабушки Наташи. — А теперь пошли знакомиться с Бабой Капой. Она должна ждать тебя.

Глава 36 Святая Баба Капа и суп из петушка

— О, новый дармоед приехал. Добро пожаловать! — воскликнула Баба Капа.

— Здравствуйте, — вежливо поздоровался друг и тут же начал разуваться.

— Мойте руки и садитесь. Будем обедать, мальчики, — деловито скомандовала бабушка и указала ложкой на стулья.

Мы с Маратом прошли в ванную комнату, по очереди помыли руки и вернулись в кухню. На столе уже стояли две тарелки, доверху наполненные ароматным супом. Друг сел на табурет и восхищенно сказал:

— Вы святая женщина, — и продолжил на полном серьезе: — уважаемая Баба Капа, мое воспитание не позволяет обращаться к вам не по имени-отчеству. Не подскажете, как вас зовут?

Баба Капа откровенно обомлела. И кажется, пожалела, что уже согласовала меня в качестве зятя единственной и любимой внучки. Готов поспорить, еще пара фраз Марата, и она всучит мне вещи, гитару и даст пинка под зад из деревни.

Бабушка обмерла, а после протянула медленно:

— Капитолина Аполлинарьевна я.

— Очень приятно, Капитолина Аполлинарьевна. Меня зовут Марат, и я хотел бы остановиться у вас на пару ночей, если вы позволите и найдете для меня угол в вашем замечательном доме.

Ну все, теперь точно пиши пропало. Баба Капа сначала открыла рот. Потом закрыла, потом снова открыла и неожиданно наехала на друга:

— Ты откуда вежливый такой? Зубы мне заговариваешь, да, фря московская? У нас тут, знаешь, ли, народ простой, в морду дать и за меньшее могут. Так что ты бы сходу переводчик на местный диалект включал и вливался. В комнате Ярославчика остановишься.

Я даже выдохнул. О как, я уже Ярославчик, прелестно… мысленно потирал руки, а бабушка продолжила:

— Я там постельку перестелила, друг покажет тебе, где кости бросить.

— Премного благодарен вам, Капитоли… — Шмяк! Мокрая тряпка прилетает Марату в лицо, а тот бледнеет, потом краснеет за какую-то долю секунды, сжимает зубы, но молчит.

Все правильно, молчи Марат, молчи. Тут вариантов других быть не может.

— Я тебе что сказала? — Бабу Капу бы в тюрьму строить по струнке заключенных и учить их уму разуму.

Надо отдать должное Марату. Свою ошибку он понял, в руках себя сдержал и даже выдавил улыбку, вытирая мокрое лицо тыльной стороной руки:

— Опасная вы женщина, Баба Капа. Но объясняете доходчиво.

Удовлетворенная и счастливая бабушка кивнула и великодушно разрешила:

— А теперь ложки в руки, и вперед есть суп, а то он остывает.

— Из кого суп? — спросил Марат и, не дожидаясь ответа, принялся лопать еду. Я последовал его примеру, зачерпнул полную ложку и засунул ее в рот.

М-м-м, блаженство!

— Из одного слишком говорливого петьки, — пожав плечами, ответила бабушка.

Вообще, мы с Маратом никогда не отличались синхронностью, но именно в этот момент проявили чудеса. Одновременно закашлялись, и суп полился обратно не только через рот, но и нос, оставляя после себя прекрасный аромат в местах, никак не предназначенных для еды.

— Какие нежные нынче мужчины пошли, — высказала нам свое “фи” Баба Капа и недовольно покачала головой. — Из петуха, говорю, суп, а вы о чем подумали, болезные?

— Ну примерно об этом мы и подумали, — откашлявшись, ответил я за нас двоих.

Баба Капа и вправду удивительная женщина. Накормила нас досыта. Животы реально забиты до отвала. И когда только она успевала все готовить? Да еще так невероятно вкусно.

— Пошли, покажу тебе твою комнату и заодно вещи свои заберу, — сказал я.

— Баба Капа, — уже уходя из кухни окликнул ее Марат. — а какова плата за проживание?

Бабушка моментально оживилась:

— Денег не возьму, сразу говорю. Но, голубки мои, работы вам найду, готовьтесь. Вот скоро картошечка пойдет, копать надо, — бабушка начала причитать, — Я женщина старая и мужские руки мне не помешали бы.

— Какая ж вы старая, Баб Кап? У вас вон удар одной левой такой, что у меня в ухе до сих пор звенит, — усмехнулся Марат.

— Без проблем, Баб Кап, — я попытался сдержать смех. — Нагружайте нас чем вашей душеньке угодно будет, любые испытания пройдём.

— Ты смотри, Ярославчик, дотрындишься у меня, — пожурила меня она.

— Никак нет, — и снова едва по струнке не выровнялся, схватил за локоть своего друга, который с интересом наблюдал за нашим диалогом, и потянул того в комнату.

Смотрю на Марата и вспоминаю себя, когда впервые вошел в этот дом. Замученный дорогой, уставший до безумия. А вокруг все такое необычное, живое и дико интересное.

— Проходи, — я открыл дверь. — Сейчас заберу свои вещи, а ты располагайся.

Мар подошел к окну и потрогал листья на цветке в горшке. Пробовал его на ощупь, потому что сомневался в реальности происходящего. Друг должен был быть в совсем другом месте, в разы менее приятном, чем это. Никаких супов из петушка и герани на подоконнике.

Мне не нравилось то, чем занимался Мар. Я много раз пытался уговорить его уйти из этого места, от этих людей. Но он слишком плотно связан с ними. Их мир далек от цветочков, парящих чаек и медитации на берегу моря. Все мои доводы всегда были безрезультатны и напрасны. Марат был убежден, что занимает свое место и менять его категорически отказывался.

— А где тут туалет? — спросил Мар. — Ванную я видел, а вот все остальное?

— О-о, друг мой. Добро пожаловать в деревню, — довольно хмыкнул я.

— Это же город? — вскинул брови Мар.

— Скажешь это вон той деревянной будке на улице.