Второй шанс - Виктория Виннер Страница 43

Некоторое время они обсуждали Москву, погоду и даже футбол. Я лишь кивала и улыбалась, давая возможность мужчинам наговориться.

Буквально парой фраз Игорь ловко повернул беседу в нужное русло.

Суржевский говорил коротко, ёмко, только по делу. Обрисовывая перспективы сотрудничества для Нойнера, он выглядел очень убедительно.

Но, следя за мимикой и взглядом Дугласа, видела, что тот теряет интерес. Этому нас учили в университете, да и годы практики показали, что потухший, периодически гуляющий по сторонам взгляд, не означает ничего хорошего. Если собеседник теряет интерес, надо срочно сменить тему и повернуть в том направлении, которое интересно интервьюируемому. Похоже, беседы о Москве Нойнера увлекали гораздо больше.

И это очень странно, поскольку встреча деловая.

Игорь начал оперировать цифрами, а Дуглас стал оглядывать содержимое тарелок с закусками…

Плохо! Мы его теряем!

— Да сколько можно о работе! — расслабленно махнув рукой, перебила Суржевского.

Три пары глаз уставились на меня. Синие омуты Игоря потемнели в одну секунду. Взгляд мужчины излучал удивление, осуждение и возмущение. Стало не по себе. Но остановиться уже нельзя.

— Дуглас, — обратилась к бизнесмену, — вы надолго приехали?

Старик заметно оживился, даря мне уверенность в своих действиях.

— Не слишком, — сухо сообщил переводчик, — к сожалению, дела обязывают вернуться в Европу. Норвегия, потом Швеция… Знали бы вы, как я уже устал. В мои-то годы мотаться по самолётам и гостиницам. Ненавижу гостиницы!

Мужчина забавно наморщил нос, а я продолжила внимательно наблюдать за каждым его движением, улыбаясь.

Игорь, несмотря на любезно предоставленную мной возможность, ужинать так и не стал, и его любимые пельмени, порция которых в этом ресторане стоит так дорого, что у меня задёргался глаз, остывали на красивой тарелке.

Суржевский нервничает. Я чувствую это, несмотря на убедительную уверенность, которую мужчина демонстрирует окружающим. Я тоже стараюсь, хотя руки, нервно теребящие салфетку, выдают моё напряжение. Заметив это, отпустила несчастную скомканную ткань и сложила ладонь на ладонь.

— Я бы уже давно хотел проводить всё время с семьёй, — продолжил Дуглас на своём языке. — У меня шесть внуков, представляете? И я вижу их только по праздникам.

Нойнеру подали очередное блюдо, и он, взглянув на привлекательно уложенную в посуду селёдку, воскликнул:

— Оу, — старик улыбнулся, а переводчик сморщился. Видимо, его сельдь так не воодушевляет, — предлагаю, наконец, отужинать. Вы совсем не притронулись к еде.

Наступила тишина, разбавляемая звоном вилок и ножей и гулом, доносящимся с соседних столов.

Я делала вид, что ем с удовольствием, а на самом деле даже не ощущала вкус лосося, которого так люблю.

Надо переламывать ситуацию. Нойнер совсем не настроен говорить о работе. Зачем он вообще согласился на встречу?

Суржевский бросал на меня многозначительные взгляды, но, похоже, пока готов был довериться, ибо не сказал больше ни слова о деле. Наверное, он думал, что у меня есть план.

А его нет!

Мозг судорожно соображал, продумывая линию дальнейшего поведения… Если бы я брала у Дугласа интервью, спросила бы напрямую, что его интересует, помимо работы. Как он относится к нынешней молодёжи и всё тому подобное. Мы бы перешли на обсуждение важных для него тем, я бы быстро сориентировалась и расположила его к себе.

Но сейчас я близка к отчаянию. Я не могу потерять эту возможность. Я пойду на всё. Я должна.

За соседний с нами стол присела шумная компания молодых людей. Парни вели себя расковано, девушки были одеты не по погоде… Золотая молодёжь. Нойнер обратил на них внимание, как и все в зале ресторана и, проигнорировав, вернулся к трапезе.

Я бросила на Суржевского взгляд из-под ресниц. Мужчина, слегка выгнув бровь, дал понять, что намёка не понял.

— Нынешняя молодёжь ведёт себя вульгарно, — поняв, что от Игоря помощи не дождёшься, решила прощупать почву сама.

Я продолжала усердно пилить ножом и без того разваливающуюся рыбу, изредка поглядывая на Нойнера. Он заулыбался, как только блондин перевёл ему мои слова.

— Нынешняя молодёжь? — поинтересовался от имени Дугласа переводчик. — Простите за бестактность, Алиса, но сколько вам лет? Двадцать пять? Двадцать шесть? Вы же ещё совсем девочка!

Я едва сдержала недовольное «фи».

Вот так. Провела у зеркала полтора часа, старательно вырисовывая на своём лице пару лет сверх своей тридцатки, и на тебе! Опять двадцать пять!

— Мне тридцать, мистер Нойнер, — ответила, стараясь скрыть в голосе обиду. Ведь я должна быть рада такому комплименту?

— Никогда бы не подумал, — мужчина искренне удивился, — я обожаю молодёжь.

Мы с Суржевским переглянулись. Обожает молодёжь? Это значит, что всё, к чему мы готовились, оказалось чушью.

Лицо Игоря не выражало никаких эмоций, но я по взгляду прочла, что он сейчас нервничает. И ещё хочет язвить. Ведь это я предположила, что Нойнер не жалует молодое поколение…

А переводчик продолжал переводить:

— Они буквально излучают жизнь! На них хочется смотреть, заряжаться энергией. Жаль только, что сейчас институт семьи не так ценится. Вы женаты?

Игорь замешкался, верно расценив, что его ответ огорчит Дугласа. И, тем не менее, он сказал правду:

— Был. У меня есть дочь.

Нойнер задумчиво покивал и медленно перевёл взгляд на меня.

— А вы, Алиса? Я так понимаю, проектом по расширению Шведмет на европейском рынке занимаетесь именно вы? Вы замужем?

К чему эти вопросы? Какое ему дело до нашего семейного положения? До невозможности странный тип, но не ответить я не могу…

— Нет, я не замужем, и никогда не была.

Про Машу умолчала намеренно, пока не разобравшись в том, какой именно ответ удовлетворит бизнесмена. Может, узнав, что я мать-одиночка, он встанет и уйдёт, не попрощавшись.

Дуглас Нойнер о чём-то задумался, зависнув на пару долгих мгновений, и у меня создалось такое впечатление, что именно в эти секунды он принимал решение относительно дальнейшего сотрудничества со Шведметом.