Ирина Хохлова - Возвращение любви Страница 48

— А ведь эти несколько граммов едва не стоили мне жизни. Сергей и не знает, что чудом довез меня до Москвы.

— Разве нельзя было сделать операцию там же, в полевом госпитале? — взяла Елена осколок у него из пальцев.

— Просто невозможно. В те дни как раз началось общее наступление на наши позиции. Госпиталь раздолбали из минометов. Мы с нашими ребятами закрепились на перевале. До самого утра по нас с трех сторон били реактивными снарядами. А утром пришел приказ отступать. И только тронулись с места, как противник пошел в атаку. Я приказал Мешкову уводить солдат, а сам с крупнокалиберным пулеметом прикрывал отступление. В одиночку удерживал позицию почти час.

— Да ты же настоящий герой! — не сдержалась Елена.

— Какой там герой! — равнодушно махнул рукой Валерий. — Страх меня заставил быть таким смелым. Страх попасть в плен и, к примеру, быть посаженным на кол.

— Бр-р, ужас какой, — поморщилась Елена. — Может, все эти слухи были только пропагандистской шумихой?

— Очень может быть. Но проверять на себе мне совсем не хотелось. И я стрелял по атакующим, едва они поднимались из-за камней. На какое-то время всякое движение с их стороны прекратилось. Я уже чуть было не поверил, что сумею выбраться живым. И тут они ударили из гранатометов…

— Да ты же мог погибнуть, глупый! — вырвалось у Елены. — А что было бы со мной?

— Об этом я как раз и не думал. А зря. Если бы вояки почаще задумывались, каково где-то там их женам, возможно, на земле было бы меньше войн… А в тот миг, когда меня швырнула на колени взрывная волна, я вообще не успел ни о чем подумать. Открыв через секунду глаза, разглядел только белую муть. Мелькнуло: «Это конец». И еще: а может, я уже на небесах? Как бы ни так: лежу на земле и вокруг оседает пыль. Пытался приподняться, чтобы ухватиться за гашетку пулемета. Но мешала неимоверная боль в груди. А когда, превозмогая боль, все же оторвал от земли голову, изо рта хлынула кровь. Со мной случилось самое худшее: я был жив, но так ослаб, что не мог двигаться. Значит, верный плен, а затем, возможно, пытки и мучительная смерть. И тут рядом застрочил автомат. Это Серега вернулся за мной.

— Вот что значит — настоящий друг, — на глазах у Елены навернулись слезы. — А я думала, такое бывает только в приключенческих романах.

— Жизнь, Лена, порой закручивает такие сюжеты, что ни в одном романе не встретишь. Сергей застрелил двоих — они уже подбирались ко мне по траншее — и склонился надо мной. Вместо того, чтобы сказать ему слова благодарности, я только хрипел. А он вдруг разразился такой бранью, что и не передать.

— С чего это? — изумилась Елена.

— Попытайся понять его логику. Мы с ним дослуживали последний день. Наш контракт истекал и уже был заказан билет на московский поезд. И тут вдруг я… ну, вроде, как захотел покончить с собой. Потому что остаться в одиночку прикрывать отход группы мог только человек, которому и впрямь надоело жить. Он бормотал ругательства все время, пока тащил меня на спине до переднего края нашей обороны. Там его обрадовали: полевой госпиталь уничтожен. Кое-как мне сделали перевязку. Вызывали было вертолет, чтобы перевезти раненых, в том числе и меня, в безопасное место. Но вертолет уже на подлете сбили ракетой. Тогда Сергей принял решение везти меня прямо в Москву.

— Представляю, чего ему это стоило.

— Да. Началось с того, что проводник уперся: куда ты покойника тащишь?

— Вначале протестовал. Но Сергей показал ему гранату и доступно объяснил, что если тот посмеет куда-нибудь заявить, он подорвет весь состав и покойников будет гораздо больше. Проводник решил не связываться с психами. А к концу пути, когда выяснилось, что они с Сергеем земляки, даже таскал к нам в купе бинты и йод. Я почти все это время был без сознания. Серега все организовал наилучшим образом. Устроил меня в эту больницу на платное обслуживание, уладил все формальности. Съездил в контору, которая нанимала нас на «сезонные работы». Там уже получили самые лестные отзывы на наш счет. По условию контракта, в случае серьезного ранения наемник получал дополнительно значительную сумму. Сереге выписали на мое имя солидный чек и тут же предложили новую «работу», на сей раз в Югославии. Но тот наотрез отказался. Хватит! Надоело, понимаешь, разрушать. Хочется что-то создавать самим. Первоначальный капиталец у нас имеется — пора открывать дело.

— Вы опять вернулись к идее насчет авторемонтной мастерской? — потерлась Елена подбородком о плечо мужа.

— Не совсем. Но примерно в том же направлении. Главное теперь — поскорее встать на ноги. Мое лечение уже оплачено. Серега присмотрел для нас с тобой приличный домик недалеко от Болшево…

Елена ходила взад-вперед по скверу, разбитому перед больничным корпусом. Валерий отдыхал и у нее была возможность обдумать услышанное. До сих пор она все воспринимала эмоционально, теперь наступило время анализа. Учительская профессия давала себя знать: во всем нужно разобраться, прежде чем принять решение.

А разобраться было непросто. Мешало то давнишнее ощущение, что перед нею не прежний Валерка, а другой, малоизвестный ей человек. Оказывается, оно, это ощущение, прочно обосновалось у нее внутри.

Дело шло к вечеру. Небо затянули тучи. Того гляди — пойдет дождь. Деревья стояли притихшие, свесив сочные зеленые листья, словно послушно ожидали, чем их наградит небо: смоет ли дождем, согреет ли солнцем.

Елена вспомнила слова Валерия о том, что Сергей присмотрел уже для них жилье. Значит, все-таки бросать школу, бросать учеников? Эта мысль, так огорчавшая раньше, показалась на этот раз не столь существенной. В школе найдут замену, а Валере без нее не обойтись. Может, это и есть ее предназначение? То самое, о котором писал Петр. А причем здесь Петр? Какая связь? Надо разобраться в этом.

Елена выбрала в укромном месте пустую скамейку, села. Так при чем здесь Петр? Ага, вот он появляется в конце аллеи, подходит к ней ровной плывущей походкой, кланяется, чуть приподняв котелок — он одет как аристократы пушкинских времен, — он садится рядом, иронически склонив голову.

— У тебя метельно на душе, кузина? — спрашивает он.

— Да не то, чтобы… Но тревожно.

— Тебя тревожит, что ты не узнаешь Валерия. Я догадался?

— Но я рада, что нашла его.

— Может быть, пока не поздно, оба подумайте, стоит ли вам пытаться что-то восстанавливать? Чаще всего из этого ничего не получается. Разбитый сосуд…

— Неправда! Я не насчет сосуда. Я люблю Валеру!

— Зачем же тогда кричишь об этом? Хочешь что-то доказать себе?

— Мне нечего доказывать, Петр. Это правда — я люблю.