Мать и мама - Сергей Набоков Страница 5

Он был старше меня почти на десять лет, настолько же лет, он был младше своей жены – Лидии Андреевны Горонковой, дочери первого секретаря обкома – Андрея Степановича Горонкова.

Мой бедный Лёва, он попал в те же сети, что и я. Со своей женой он познакомился на каком-то съезде или что-то вроде съезда. Молодого красивого студента-комсомольца она не смогла пропустить мимо себя. Познакомила с папой – партийный босс, произвёл должное впечатление на молодого парня, а через полгода Лидка женила Лёву на себе. Кстати, машина тогда была папаши Лидии Андреевны, и водитель его. Лёве, как члену семьи, перепадали определённые привилегии. Карьера Лёвы росла вместе с ростом влияния папаши в партии.

О нашей связи никто не догадывался, а если кто-то замечал нас вместе, Лёва представлял меня троюродной сестрой из глубинки, только от водителя тестя прятал, тот бы всё сразу прознал. Устроил меня в школу учителем без распределения, выхлопотал мне квартиру – двухкомнатную, – подчеркнула Элеонора Арсентьевна, – сказал, что больше всего на свете хочет жить со мной в этой крохотной квартирке, для него она была крохотной, – рассмеялась Элеонора Арсентьевна, – для меня же это было пределом мечтания на тот момент. Я понимала, как он хочет быть со мной рядом, мне его даже было жалко – как он мучился и изнывал в тоске по мне. Я знала, что номенклатурная жизнь стала неотъемлемой частью его жизни, и он не мог уже отказаться от этого. В семидесятом Горонкова перевели в Москву. У него не получилось забрать дочь с собой в Москву, но он смог им выхлопотать тёплое местечко в Свердловске.

Лёва уехал на долгие пол года это было самое тяжело е время для меня, для него тоже. Только работа нас спасала от тоски. В семьдесят первом году, Лёву направили в составе делегации в загранпоездку в Чехословакию, до этого он ещё не был заграницей, разумеется, Лидия Андреевна должна была ехать с ним, но у неё что-то тогда со здоровьем приключилось, легла на операцию, ей уже было к пятидесяти годам, но Лёву отпустила. Вот тогда он и решился.

Глава четвертая

– Это не справедливо, дорогая, – Лев Аркадьевич положил голову на грудь Лидии Андреевны, лежащей на больничной койке, – я так мечтал об этой поездке и не хочу ехать без тебя. Я переживаю за тебя!

– Мой мальчик, не переживай, – слабым голосом успокаивала Лидия Андреевна Льва Аркадьевича, – операция не серьезная, тем более Давид Генрихович будет оперировать. Папа сказал, он приедет в день операции.

– Правда?

– Конечно, правда! Ты должен ехать! У нас ещё будет возможность. Чтобы тебе не было одиноко в поездке, пусть тебя греет мысль, что следующей поездкой будет Франция, обещаю тебе, папа устроит, – Лидия Андреевна гладила голову Льву Аркадьевичу, как ребёнку.

– Жалко, что место останется пустым, такая возможность пропадает.

– Ну, ничего. Что поделать.

– Родственникам бы показать заграницу, да взять некого.

– Да кого ты возьмешь? Некого.

– Разве, что – Алевтину.

– Какую Алевтину? – удивилась Лидия Андреевна.

– Да как же какую? Аля, из Целинограда, родственница моя, далёкая, я как-то говорил, которая приехала в пединститут поступать, помнишь?

– Алевтина? Не помню, Лёвушка.

– Не удивительно, Лидушка! Тебе сейчас не до того. Ладно, не напрягай память, тебе надо отдыхать.

– Наверное, лекарство действует, не обижайся Лёвушка, не припомню. Но если тебе будет так спокойнее, то так и быть, пригласи её, когда ещё получится в загранпоездку съездить, помоги родне. А я с папой поговорю, сегодня же, он поможет. Обязательно поможет! Ты молодец, что про неё вспомнил, надо помогать родне. Мы же никогда твоим не помогали, – расстроилась Лидия Андреевна, – это карма, поэтому на койке лежу сейчас, – прошептала Лидия Андреевна, чтобы никто не услышал, хотя в палате больше никого не было.

Лев Аркадьевич понимал, что единственный момент представить Алю, да ещё взять её с собой в поездку. Будь Лидия Андреевна в ясной памяти, такой представить такой разговор было даже не возможным. Память у Лидии Андреевны была, как у слона. Теперешнее полусонное состоянии Лидии Андреевны позволяло внедрить в её память якобы воспоминания об Алевтине, о которой, разумеется, Лев Аркадьевич даже и не думал говорить.

– Алюшка, девочка моя, как же я люблю, родная моя! Голубушка! Сердечко ты моё нежное! – Лев Аркадьевич покрывал лицо Алевтины поцелуями.

– Лёва! Лёвушка! Откуда ты? – не сдерживая слёз, спросила Алевтина, утопая в поцелуях Льва Аркадьевича.

– Прилетел я! За тобой моя малышка! За тобой! Завтра, утром в Свердловск, и сразу в Москву.

– В Москву? Лёва, что случилось? Где жена?

– Что Москва, Алечка! В Прагу! Ты летишь со мной в Прагу! – не сдерживая чувств и напора, не унимался Лев Аркадьевич.

– Лёвушка, уж не пьян ли ты!? – улыбнулась Аля.

– Нет, моя девочка! Сейчас или никогда! Жена в больнице, всё устроится. Как же я тебя люблю!

Глава пятая

– Он не любил её. Никогда. Он её не ненавидел; относился как к деловому партнёру, как к товарищу по партии, – засмеялась Элеонора Арсентьевна. Лёва потом говорил, что с товарищем Лидой, физическая близость была раз в год – для галочки, раз семья. Хотя детей так и не было. Думаю, она понимала, Лёва её не любит. Ей было достаточно, что он её муж. И она знала, что он никуда от них не денется, ибо сам себя в эти золотые кандалы заковал добровольно. Я его к ней никогда не ревновала. Когда я её в первый раз увидела, мне даже Лёву жалко стало, что он живёт с такой женщиной – красавец и чудовище, так бы я охарактеризовала их союз. Полная, взрослая, обременённая положением в обществе баба , одним словом – квашня. Жрала в три горла, поэтому к пятидесяти годам поджелудку посадила, вот и загремела в больницу, подарив нам с Лёвой Чехословакию.

– Вы её ненавидели?

–Лидию Андреевну? Нет. Она была вдвое старше меня. Мне в матери годилась по годам. Я её скорее боялась, поначалу. Потом привыкла, этот треугольник для меня стал естественным делом. До Лёвы у меня даже и парня то не было. Как будто для него себя берегла. Поэтому я не знала, что такое право быть единственной для мужчины. Мне было достаточно, что он любил только