Ближе, чем вечность (СИ) - Емельянов Страница 5

Чжун Ли улыбнулся, не разжимая губ. Тарталья уже забыл о своём прошлом унижении, он был в новом бою и только этот имел значение. Впервые он так остро осознал, что до смерти, до безумия хочет Чжун Ли и готов добиться своего любой ценой, на этот раз он не уйдёт.

Тарталья почти прижался к Чжун Ли, положил ладонь ему на грудь и с ликованием почувствовал, как наконец его сердце забилось чаще.

— Мы сейчас о сражении говорим? — всё с той же улыбкой спросил Чжун Ли, и Тарталья, услышав, что его голос стал чуть ниже, улыбнулся в ответ со всем бесстыдством, на которое был способен.

— Поверь, об этом тоже, совершенно определённо, — шёпотом ответил он. — Я даже готов заключить контракт, чтобы ты не слился.

— Достаточно их на сегодня, — возразил Чжун Ли.

Что-то в Тарталье заставляло Чжун Ли забыть обо всём, желать его, с этой его дурацкой задиристостью и улыбкой, говорящей откровенней тысячи слов — а, может быть, именно они. Для Тартальи всё было как бой, и секс для него был видом сражения — Чжун Ли видел, чувствовал это, и после боя это сводило его с ума. Он сам жаждал именно этого. Бой, как всегда, пробудил его, наполнил его тело жаром и жизнью, радостью, яростью, и Тарталья был живым воплощением всего этого, обещанием, жаждой. Тарталья не хотел Чжун Ли. Тарталья, сам того не зная, желал Моракса. И Моракс ответил ему.

Чжун Ли обхватил его рукой за талию и с силой прижал к себе, и Тарталья откликнулся мгновенно: обвил его шею рукой и жадно впился ему в губы. И Чжун Ли был таким, каким он себе представлял, каким видел и воображал его себе во время недавнего боя: его поцелуй был требовательным, жадным, и Тарталья отвечал ему таким же напором, и не смог не улыбнуться, одновременно сильнее раскрывая губы, когда Чжун Ли положил руку ему на затылок и прижал его голову сильнее к себе.

А потом Чжун Ли оторвался и повёл его за собой.

— Что, куда? — ошалело спросил Тарталья.

— Ты, надеюсь, не планировал заняться любовью на дороге? — ответил Чжун Ли, не останавливаясь.

— А, на дороге нет, — пробормотал Тарталья, — на дороге нас может переехать телегой.

Чжун Ли, не оборачиваясь, хмыкнул.

Тарталья помолчал немного, тяжело дыша и послушно идя за ним, а потом вдруг сказал:

— Заниматься любовью… Серьёзно, так вообще ещё кто-то говорит? Ты знаешь, я не против, если ты просто меня трахнешь. Или я тебя. Короче, если мы обоюдно потрахаемся. Займёмся сексом. Завалим друг друга. По…

Но тут Чжун Ли дёрнул его к себе и прижал, так, что на мгновение Тарталья задохнулся, и хрипло выдохнул ему в губы:

— Помолчи.

Чжун Ли бросил на траву свой длинный камзол — и когда, раздевшись и дав раздеться Тарталье, потянул его на землю и уложил на плотную и мягкую ткань, Тарталья тихо застонал от неожиданной нежности и осторожности, с которой он это сделал. Чжун Ли провёл ладонью по его волосам и отбросил маску, о которой Тарталья забыл, и этот жест заставил Тарталью выгнуться ему навстречу. Он хотел драки, битвы, и в то же время отдаться этой власти, которой дышало тело Чжун Ли, которая теперь отражалась в его глазах, будто он дал ей волю, и Тарталья тянулся к ней, тянулся, чтобы сразиться с ней и быть подчинённым ею, и ощутить собственную власть, заставив Чжун Ли тонуть в его податливости. И он тянул его к себе, заставляя прижаться всем телом, чувствуя бедром его твёрдый член, и тёрся о него своим, и выгибался, но Чжун Ли снова с силой придавливал его к земле, и проводил ладонью по его плечу, по рёбрам, приподнимал ему бёдра и сжимал ладонями ягодицы, раздвигал их, и наконец — ласкал и растягивал его пальцами. И когда Чжун Ли развёл и задрал ему ноги, приподнялся и упёрся в него членом, Тарталья застонал снова. Чжун Ли провёл ладонями по его рукам, обхватил запястья и на мгновение замер, тяжело дыша и глядя ему в лицо. Тарталья ошалело улыбнулся и сипло шепнул:

— Не упусти момент. А то опять вспомнишь о важных делах и скажешь “не сегодня”.

Чжун Ли улыбнулся криво — Тарталья никогда не видел, чтобы он так улыбался, и это заводило его ещё больше — и шепнул в ответ:

— Не сегодня.

А через мгновение Тарталья хватал ртом воздух, впуская в себя член Чжун Ли, твёрдый как камень и больше, чем Тарталья в скромности своей ожидал — но в точности такой, как в распутстве своём надеялся. Он вскрикивал и то норовил отпрянуть, то сам двигался навстречу, пока Чжун Ли не обхватил его бёдра ладонями и не втолкнулся в него целиком, заставив вскрикнуть громче, и Тарталья то кусал губы, то раскрывал их шире, чтобы глубже вдохнуть, и, запрокидывая голову, скользил пальцами по спине Чжун Ли, чувствуя, как мышцы напрягаются под его руками. И если Чжун Ли пытался перевести дух, Тарталья хищно улыбался и сам двигался на его члене, заставляя Чжун Ли стонать. Он не собирался позволять ему сдерживаться, он хотел выпить до дна его огонь и ярость, заставить его отдать их до капли, до последней крошечной капли, которую он выжмет из его члена, сжимая его крепче, а потом расслабляясь, чтобы дать ему войти до предела, а потом снова сжимая, вынуждая Чжун Ли резко вдыхать сквозь зубы — только чтобы потом снова впустить его в себя так легко, чтобы у него перехватило дыхание и чтобы он задвигался быстро и властно, а Тарталья откинул бы голову, закрыл глаза и дышал, широко раскрыв рот, и позволял ему брать себя, наслаждаясь собственной властью над его силой. Потому что он покорил её, обвил, как вода обвивает сушу, и упивался ею, принадлежащей ему.

Чжун Ли, тяжело дыша, повалился на спину рядом с ним. Тарталья не без труда свёл и медленно разогнул ноги. А потом повернулся на бок и провёл ладонью по груди Чжун Ли.

— На ужин-то пригласишь? — слегка заплетающимся языком спросил он.

Чжун Ли взглянул на него, провёл пальцами по его скуле, и лицо у Тартальи вдруг стало растерянным, словно никто никогда не был нежен с ним.

— Приглашу, — ответил Чжун Ли.

Тарталья поспешил закончить к вечеру свои дела и пришёл к нему. И был дым благовоний, и слабый запах духов от шёлковых простыней, и свет золотых фонарей, пробивающихся сквозь