Жёсткая посадка - Дмитрий Спиридонов Страница 6

самцов деньги, деньги у меня есть, но тут дело принципа. Иногда я вижу, что партнёр хочет дать мне денег, понимаете? Ему жизненно важно всучить мне денег ради самоутверждения. Он хочет думать, будто Сесилия ничем не лучше последней шлюхи, и тогда уснёт спокойно. Он настаивает, чтобы я взяла, и суёт мне свои проклятые евро. А что я? Ха-ха-ха, мои милые подписюнчики! Да, я беру их, зачем огорчать хорошего человека? Пусть думает, что я путос. Но беру я только один раз и больше не встречаюсь с этим человеком ни-ког-да. Ни при каких условиях. Так было, например, когда ко мне подкатил какой-то чувак из южноафриканской металлургической компании… Не пора ли, кстати, сотворить над собой что-нибудь жестокое? Не пытайтесь повторить это дома, мои мальчики и девочки…

«Кулончик в форме дракона? — думает Виктор. — Прикольно, у неё на шее такой же кулончик, как у Катерины из библиотеки».

Нет, разумеется, это не Катя. Это какая-то жирная белобрысая проститутка с волосами до плеч и огромными сиськами. Глаза блогерши блестят в глубине пурпурной полумаски, их цвет неразличим, но губы гораздо крупнее и наглее, чем у скромной Кати, и форма лица совсем иная, и уж голос точно не Катин. Сесилия вещает визгливым сопрано, с протяжным московским выговором, а голос Лишницкой гораздо ниже, бархатней и богаче обертонами.

Раздвинув сеточные ноги, Сесилия просовывает между бёдер целый пучок ремней с заклёпками. Прилаживает их к ляжкам, застёгивает, разглаживает, похабно хихикает… Озадаченный Виктор вдруг идёт на дерзкую выходку. Он останавливает ролик и набирает «Катерина-библиотека». Время ещё не позднее, может, ответит? Номер Виктора ей неизвестен, пусть думает, что кто-то ошибся.

— Алло, я слушаю? — отзывается Катерина на том конце.

Повесив трубку, Виктор выразительно стучит себя по лбу. Взбредёт же в голову такая хрень! Естественно, Катя из восьмой библиотеки не может оказаться гламурной потаскухой с Ю-туба. Единственное внешнее сходство — полнота. Но между их голосами нет ничего общего, не говоря уж об остальном, а полных женщин в мире куда больше, чем стройных.

На экране Сесилия надевает ошейник, приковывает себя наручниками к постели, извивается, пускает томную слюну и говорит, говорит, говорит…

***

Где-то в другом доме Катерина Лишницкая рассеянно отбрасывает замолчавший телефон и продолжает своё занятие. Полностью обнажённая, в одних лишь чулках и очках, Катя монтирует в компьютере свежий ролик. Дел у неё по горло: нужно сделать двадцатиминутную нарезку с шести видеокамер, прогнать голос через звуковой редактор, всё свести, всё отшлифовать. Орудуя мышью и клавишами, Катерина отвлечённо поглаживает тяжёлое бедро в фирменном чёрном чулке — ей нравится, как вкусно и терпко похрипывает под ладошкой дорогой сверхпрочный нейлон. Звук трущейся синтетики всегда её возбуждал.

Рядом стоит стакан с недопитым «свежевыжатым манговым коктейлем» — обычная разбавленная газировка из «полторашки» с капелькой водки для сценического куража. На кухне остывает блюдо воздушных пирожков с мясной начинкой — завтрашний царский обед для Руслана и Вити. Давно уже Катя не готовила с такой заботой.

Соседняя с кухней комната превращена в студию-будуар. Это рабочая съёмочная площадка библиотекаря Лишницкой. Искусные драпировки, ширмы и безделушки превращают её в гнёздышко светской шлюхи. По углам спрятаны микрофоны, скрытые камеры и осветительные приборы, замаскированные под ночники. Наручники, верёвки, туфли. Кляпы, перчатки, кружевные трусики. На подушке валяется раскрытый ошейник, в изножье — натуральная японская плётка.

Наморщив лоб, Катерина кропотливо сгоняет воедино фрагменты, снятые с разных ракурсов. Две минуты — съёмка анфас, полторы минуты — слева и сзади, чуточку сверху, снова две минуты в анфас… Теперь надо показать в объектив задницу, стянутую верёвкой и трусиками. А вот тут она надевает себе наручники, этот эпизод надо бы покрупнее, во весь экран. Привычными операциями Лишницкая составляет мозаику из мучающей себя белокурой Сесилии, отсеивает неудачные кадры, увеличивает удачные. Белый парик с алмазными нитями лежит на кресле, словно дохлая медуза.

***

Ещё в подростковом возрасте Катя, раздеваясь, любила выдумывать, что за нею подглядывают. Она играла, будто на балконе напротив с биноклем прячется симпатичный влюблённый студент — Ромео, Орфей и Отелло в одном лице. Студент крутит окуляры, часами выслеживает, ждёт, когда Катя начнёт надевать колготки или порхать по комнате без трусиков.

Вечерами Катя нарочно оставляла для студента щёлку между штор, подолгу прохаживалась перед ней, принимала соблазнительные позы, подсмотренные в интимных журналах у одноклассницы Женьки. Потом вооружалась книжкой Булгакова или Дафны дю Морье и ложилась читать нагишом как раз напротив щёлки. Иногда так и засыпала — голозадая, носом между страниц.

Воображаемого наблюдателя звали Никколо — как скрипача Паганини. Конечно, Катя знала, что никакого Никколо за окном нет и не будет, там только старый тополь и угол молочной кухни. Кому нужна жирная, нелепая дочка крановщицы и алкаша по кличке Лишай? Но назло здравому смыслу Катя тщательно красилась перед приоткрытыми шторами, по полчаса тискала себя, упихивая в колготки и юбку, расчёсывала волосы, мечтая о косах, как у Белоснежки.

Увы, упрямые Катины волосы почему-то росли строго в форме шара — в высоту и ширину. Поневоле приходилось стричься коротко, иначе Катя походила на обожравшийся одуванчик.

В восьмом классе взрослеющая Катерина придумала изображать перед окном похищенную красотку. Когда дома никого не было, она ставила к окошку стул, влезала в самое короткое платье, совала в рот скомканные чулки и привязывала себя к спинке верёвками. Намотав на запястья шнур, Катя часами сопела и возилась, чувствуя, как сиденье под нею пропитывается липкой беспомощной сыростью. Заодно Катя выяснила, что сидеть связанной в тесных колготках и трусиках даже приятнее, чем голышом. Если тело надёжно сдавлено ремнями и капроном, если груди стиснуты бюстгальтером, а между ног впиваются плавки и верёвки, спектр ощущений становится гораздо шире, контрастнее, звонче.

Кате и вправду мечталось, чтобы её похитили. Где там этот Никколо с биноклем? Влез бы в окно, олух, да скрутил бы ей руки, а то всё сама да сама. Быть похищенной — это замечательно, никаких тебе забот и обязанностей, знай сиди связанной и страдай, лишь бы вовремя кормили и давали книжку почитать.

В интернете Катя раскопала специальную литературу о селфи-бондаже, научилась импровизировать с узлами и пробовать на себе разные вариации связывания. Она выяснила, что в развитом мире садомазохизм давно считается нормой, что для любителей жёсткого секса открыты целые клубы и сообщества, и ничего позорного тут нет. Часто Катя шёпотом напевала неизвестно где услышанную балладу женской панк-группы «Самосожжение»:

— За здравие нам не поют волхвы

И боги отводят взгляд.

Но руки твои — словно кандалы