Раутборд Шугар - Сладость мести Страница 63

Щелкнул выключатель, и ванная комната превратилась в музей всех красок мира. В дымчатых позолоченных зеркалах отразились стены из бронзы и оникса, голубая лазуритовая раковина, золотая филигранная арматура и наполненная водой глубокая малахитовая лохань, которую вполне можно было назвать небольшим плавательным бассейном. Невеста подумала, что если она воспользуется всеми этими роскошными удобствами, то ничего с ними не случится. Здесь, в Штурмхофе, было все, о чем только может мечтать девушка. Жар и прохлада, снующие туда-сюда слуги, а из окна виднеются дома совершенно музейного вида. А драгоценности! В огромном количестве и такого размера, что еще чуть-чуть, и они бы вышли за грань хорошего вкуса. Денег — больше чем можно себе представить. И любящий, нежный муж. Да, невеста оказалась поистине счастливицей, только вот закавыка: новоявленная баронесса Фредерика фон Штурм вообще не была женщиной. Фредерика, бывший «Фред-от-ТриБеКи», была Фредериком, самым искусным косметологом и стилистом Нью-Йорка, сумевшим пленить фантазию немецкого промышленника-миллиардера, барона фон Штурма.

Фредерик трансформировался во Фредерику по настоянию барона Вильгельма Вольфганга фон Штурма. А что Вольфи захотел… то Вольфи и получил. Вольфи пора было обзаводиться ребенком, чтобы исполнить соответствующие пункты родового наследственного права. Фредерик не имел ничего против того, чтобы наряжаться в женские платья, сшитые лучшими парижскими кутюрье — Кристианом Лакруа, Клодом Монтана или Карлом Лагерфельдом. Он всегда сочетал в себе красоту обоих полов, и легкого мазка теней, губной помады и румян хватило, чтобы превратить его в красавицу-баронессу. Ни разу в жизни он не брился. Недостаток полового гормона был присущ ему от рождения, и последующая взрослая жизнь ничего нового в это не привнесла. Он являлся тем, кем ему суждено было быть.

Фредерик понимал, что не всегда легко будет оставаться баронессой, но сейчас это означало исполнение всех его желаний. Принц его мечты, нежданно-негаданно появившись, спасал его от жизни, наполненной случайными и безымянными сексуальными партнерами, и кто знает, может быть, вырвал из рук какого-нибудь сексуального маньяка. В век СПИДа, перед лицом новых и новых смертей от этой страшной болезни, ходить в женском платье, чтобы осчастливить Вольфи, — это была еще маленькая плата. Ба, а ведь он в этом замке действительно был ЗОЛУШЕНКОМ! И если ему потребуются туфли на высоких каблуках, в его распоряжении целая кладовая, забитая хрустальными башмачками от Чарлза Джордана.

Штурмхоф — Подворье Бурь, разместившийся, как орлиное гнездо, высоко в Баварских Альпах, действительно был замком из волшебной сказки. Со своими стрельчатыми башенками, бойницами, крепостными валами и донжоном, родовое жилище фон Штурмов неясно вырисовывалось над пропастью на вершине горы в глубине Шварцвальда.

Впервые проехав по бесконечно петляющей горной дороге к расположенному к югу от Штутгарта замку, служившему родовым гнездом для нескольких поколений баронов и князей фон Штурмов с 1781 года, Фредерик странным образом ощутил себя дома и среди близких. Ну конечно, замок походил на ВОЛШЕБНОЕ КОРОЛЕВСТВО «ДИСНЕЙЛЕНД»! Он был просто ошеломлен, когда лакеи и слуги в зеленых ливреях выстроились на ступеньках лестницы, приветствуя их, как это могли бы сделать МИККИ-МАУС, золушкина крестная-фея и ГУФИ, преувеличенно весело махавшие всем гостям своего королевства. И если бы сейчас кто-то попытался пробудить его от этого волшебного сна, разрушить очарование, превратить его «деймлер» в тыкву, он бы оставил от этого нахала груду черепков.

От утреннего холода Фредерика начала бить дрожь. Пол из оникса студил ноги. Он прошлепал назад в роскошные свадебные апартаменты барона, которые он делил с ним прошлой ночью. Даже никогда ничему не удивлявшийся Фредерик был как молнией сражен предложением Вольфи вступить с ним в законный брак и получить благословение от священника в часовне замка Штурмхоф. Какая бы страсть ни соединяла их воедино, все равно два мужчины не в состоянии произвести на свет младенца — а именно этого требовал от Вольфи мультимиллиардный фамильный контракт: барон представлял богатейшее семейство Европы. Тут уж не играло роли, насколько искусно Фредерик будет носить женские платья и скольким простакам заморочит головы — мать-природу не обманешь. У Фредерика задрожали ноги — и вовсе не от всепроникающего замкового холода. Ему вдруг захотелось, чтобы Вольфи проснулся.

Почему сказка о ЗОЛУШКЕ заканчивается свадьбой? А что было на утро ПОСЛЕ свадьбы? Может быть, девушка проснулась перепуганная, ощущая себя чужой в спальне принца, одинокой и неприкаянной? А может быть, она послала за веником и велела поймать для себя несколько кухонных мышей, чтобы чувствовать себя хотя бы чуть-чуть как дома? Фредерику неудержимо захотелось принять Е-таблетку. Что он может сделать? Позвонить слуге, чтобы тот принес ему пару интеллигентских «колес»? Он ведь даже не говорил по-немецки. «ГУТЕН МОРГЕН» — единственное слово, которое он знал. Вся набросанная Вольфи схема была не менее сумасшедшей, чем проекты его дальнего предка, сумасшедшего короля Людвига II Баварского, который соорудил для вагнеровских опер частную сцену в подземном гроте и в одиночку наслаждался представлениями, плавая по подземному озеру у Линдерхофа в пышно разукрашенной ладье и в окружении лебедей.

Фредерик грациозно прокрался к окну, собранный и ловкий, голубой, как сиамский кот, с которым постоянно сравнивал его барон. С тревогой размышляя над этой двусмысленной аналогией, он стоял у больших двустворчатых дверей, не решаясь отправиться в путь по мириадам коридоров и лабиринтам галерей, где два добермана, Германн и Гессе, патрулировали украшенные гобеленами холлы и пещерообразные гостиные. Вчера Вольфи смеясь показал ему Собачью Гостиную, где художник восемнадцатого века изобразил собачьи конуры, среди которых располагались и настоящие, так что охотничьи псы не раз расшибали себе носы, проносясь по ошибке в нарисованные домики. Такой шутовской реализм, не имевший отношения к искусству, ясно характеризовал грубые нравы, присущие фон Штурмам два столетия назад. Фредерику оставалось надеяться, что сейчас речь идет не об очередной тевтонской шуточке, только теперь в аристократическом и декадентском исполнении, и его, Фредерика, нос останется цел.

Ну отчего Вольфи никак не проснется? Фредерик не отрываясь смотрел на его орлиный патрицианский профиль и обветренную кожу, лицо человека, который осень проводит в собственных лесах, травя оленей, а летом — в Коста-дель-Соль. Фредерик с сожалением глядел на своего загадочного барона. Он спас Фредерика, защитил его и занимался с ним любовью, будто имел дело с одним из своих художественных шедевров. Но Фредерик не хотел становиться всего лишь одним из трофеев барона, одним из оленей, сотни рогов которых украшали замковые стены. Перед входом в фамильную часовню в камне было выгравировано семейное изречение фон Штурмов: «Безумство наших утех искуплено нашим животом, положенным на благо коммерции и права». Вчера на свадебной церемонии в часовне с ее витражами и фресками восемнадцатого века, изображающими религиозные сцены, Фредерик стоял у алтаря, а хор мальчиков из городка Штурмбах, исполняющего ныне роль лена фон Штурмов и являющегося собственностью барона, пел а капелла псалмы из гимна «КАРМИНА БУРАНА» Карла Орфа.