Кристина Лестер - Утро в Нормандии Страница 7

– А, мадемуазель, здравствуйте! – Перед ней снова стоял тот самый сумасшедший Бернар и радостно улыбался. – Вот мы и встретились.

– Да уж, – недовольно пробормотала она.

– А я и не сомневался, что увижу вас снова.

– Я тоже. Вы, наверное, живете на этой скамейке?

– Нет, но поджидаю вас с самого апреля. Вы просто обязаны были поступить и, мне кажется, поступили. Не так ли?

– Да, так.

– Вы чем-то недовольны?

– Как вам сказать?.. Я хочу помолчать.

– Извините. Я просто очень обрадовался, увидев вас, и как-то не подумал, что могу помешать. Вы, наверное, ждете того молодого человека?

– Нет!!! Никого я не жду. Я же сказала, что хочу помолчать! – И она резко отвернулась, взметнув в воздухе рыжей гривой, из которой, как показалось Бернару, посыпались искры.

Он тихо отошел в сторону и медленно направился прочь.

– Черт побери, ну какая же я дура! – пробормотала Кейт, которой на самом деле было невыносимо сидеть одной. – Бернар!

Он резко обернулся, как будто ждал ее окрика.

– Бернар, – она неуклюже поднялась со скамьи, оступившись на невысоком каблуке своих неизменных байкерских ботинок, – Бернар, ну… если… может, вы помолчите со мной за компанию?

– Хорошо. Если у меня получится.

Примерно с полчаса они сидели рядом, закрыв глаза. Наконец Бернар заговорил (видимо, действительно у него не получалось молчать):

– Простите, что снова прерываю вас, но начинается дождь…

Тут Кейт и сама поняла, что он начинается, потому что на нее закапало, а через минуту, за которую они успели добежать до развесистого дуба, по всем аллеям парка уже молотил плотный ливень с градом. Конечно, они намокли, но не сильно. Пока Бернар раскрывал зонт, они как раз добежали до ветвей. Когда они мокрые, тяжело дышащие, оказались под одним зонтом, смеясь и перебрасываясь шутками, Кейт вдруг испытала неожиданное чувство: ей захотелось соблазнить его прямо здесь, под этим деревом, без всяких на то причин. Она даже не успела понять, что произошло… Несколько секунд они молча смотрели друг другу в глаза, стоя близко-близко и прерывисто дыша, а потом Бернар поцеловал ее. Зонтик наклонился, дождь накапывал на них сквозь листву, но они стояли, приникнув друг к другу, и не замечали ничего. Они целовались, а потом Бернар с наслаждением зарывался лицом в ее непокорную рыжую гриву.

Кейт понимала, что нравится ему, и нравится, пожалуй, очень сильно, но что двигало ею самой в эту минуту, она не знала и знать не хотела. Жан был забыт, она не думала ни о чем, ей просто приятно было в объятиях Бернара… и все. Потом она словно протрезвела и отшатнулась от него.

– Что же мы делаем, – пробормотала она, прикусив пухлую нижнюю губу.

Бернар смотрел на нее глубоким взглядом с поволокой и молчал. А она уже больше не стала смотреть на него, ей было стыдно. Перед собой и перед Жаном. Что он скажет, когда узнает? Ведь ей же придется ему все рассказать, у них не должно быть тайн, когда они поженятся и снова будут жить вместе… Что он ей там говорит?..

– Может быть, вы хоть теперь скажете, как вас зовут?

– А, да. Кейт. Кейт Морган.

– Вы англичанка?

– Нет, американка.

Дождь стих так же резко, как и начался, выглянуло солнце. Они шли по мокрой траве обратно к лавочкам, и Кейт изо всех сил старалась придать лицу непринужденный вид, как будто не было этого ливня и… вообще ничего не было!

– Что?..

– Я говорю, что думал, вы – француженка. Вы очень хорошо говорите по-французски.

– У меня папа француз наполовину. А я из Техаса.

– О-о. Это далеко. Там, говорят, красиво?

– Это кто же вам такое сказал? – резко ответила Кейт, вспомнив слова Жана про «проклятый Техас и гремучих змей по ночам».

– Слышал. Он особенный.

– Это вы мне хотите сделать приятное? Зря стараетесь. Я не люблю вранье и лесть. А еще – Техас. Но дороги там хорошие…

– Вы любите дороги?

– Мотоциклы.

– Ах, да. Это заметно.

– Еще бы! Мой Харли остался дома совсем один. Бедняга!

Бернар деликатно помолчал.

– Вы раньше бывали в Париже?

– Только в апреле, когда встретилась с вами.

– Так откуда же вы знаете язык?

– Выучила дома с отцом. От нечего делать.

– Послушайте, Кейт. Может быть, нам перейти на «ты»?

– С какой это стати? Тем более, я – студентка, а вы – преподаватель. Сколько вам лет?

– Я только второй год преподаю. Двадцать шесть. А вам?.. Ох, извините, это некорректный вопрос.

– Да я еще не в том возрасте, чтобы его стесняться. Мне девятнадцать.

– Ну вот, видите, мы уже много друг о друге знаем. Тем более… Я думаю, после… дождя уже можно переходить на «ты»?

Кейт остановилась, развернувшись к нему. Он смотрел на нее и, кажется, был готов повторить то, что между ними произошло. У него вообще было такое лицо, отметила про себя Кейт, что он готов целоваться с ней до конца жизни.

– Ничего не было, – отчетливо и разделяя каждое слово произнесла она. – Никакого дождя не-бы-ло. И никогда не будет!

– Ну… это вы зря. Впереди – осень, – пробормотал Бернар. – У нас еще уйма попыток!

– Знаете что? Я сейчас уйду и… и все! Забудьте об этом, пожалуйста! Я не знаю, что на меня нашло. Но это… совсем не мой стиль. Я так не знакомлюсь с мужчинами. Прощайте.

– Вы скажите хотя бы, – крикнул он ей вслед, – на каком факультете вас искать?!

– На лингвистическом.

– Вот те раз. А я работаю как раз на нем.

Кейт не поверила и, не оборачиваясь, покрутила рукой в воздухе, подняв ее над головой, мол, знаем мы эти совпадения, известный приемчик. Но Бернар не замечал этого жеста, обрадованно и оторопело глядя ей вслед. Он-то точно знал, что не врет, значит, с сентября они будут видеться каждый день!

– Да, – повторил он задумчиво. – У нас еще уйма попыток…

И, счастливый, зашагал в сторону парковки автомобилей.

Они еще встречались пару раз в парке, но дальше светских бесед дело не шло: Кейт под любым благовидным предлогом ускользала от него. В общем, он приятный, симпатичный мужчина, думала она. У него были светлые волосы и мечтательные голубые глаза. Глаза, как у Жана. Но Жан был черноволосым и смуглым, и это делало его неотразимым на взгляд Кейт. А по возрасту Бернар с Жаном были почти ровесники: Жану недавно исполнилось двадцать четыре…

Незаметно наступил и прошел август. Бабушка с дедушкой укатили в турне по Европе и оставили ей почти целый месяц свободы, которая теперь была Кейт совсем не нужна. Она не спешила искать Жана. Кейт вела тот образ жизни, который почему-то Париж навязывает всем приезжим, наведавшимся к нему в гости не просто поглазеть на достопримечательности, и который рано или поздно с абсолютной одинаковостью начинают вести все, кто живет здесь не один месяц. То есть она завела несколько приятелей, с которыми изредка пересекалась по тем или иным поводам, а чаще всего без. Но в основном она одиноко бродила по городу или просиживала в кафе, удивляясь, впрочем, нехарактерности своих занятий… Да, здесь было все не так, как в Техасе, и эта европейская неспешность, которая в первое время раздражала и тяготила ее, теперь становилась привычной и даже приятной. Кейт перестала скучать по мотоциклу. Ей полюбилось ходить пешком, особенно по набережной Сены… Она приняла Париж, приняла правила его игры и начала меняться сама.