Ирен Беллоу - Душой и телом… Страница 7

— Да, черт побери, ошибся. Я решил, что у вас хватит ума не шататься по темным закоулкам позади ипподрома в Саратоге, выкладывая кучу денег грязному ростовщику, который так увяз в аферах, что от одной мысли об этом свихнуться можно. Я случайно узнал, что вы выложили сумму, впятеро больше той, что брат выручил за саксофон. В результате поползли слухи, что у Билли завелась подружка, которая готова выручить его из беды, только свистни. Вы знаете, чем это для вас чревато, уважаемая?

Показная храбрость Челси вмиг улетучилась, сменившись очередным приступом раздражения.

— Не понимаю, почему это должно быть чем-то для меня чревато. Мы ведь даже телефонами не обменивались.

— А вам и ни к чему. Ваш номер есть в справочнике. Свой нынешний адрес тоже можно было ему не давать. В Саратоге его и так давно уже все знают. С тем же успехом можно поставить дорожный указатель. Чем не реклама!

— Может, и стоило! Больше попадалось бы воспитанных людей среди полуночников.

— Вас могли ограбить.

— Я могла бы встретить вашего брата, — огрызнулась она. — Вы же из-за него пришли, не так ли? Думали, что, скорее всего, найдете Билли здесь.

На его лице не дрогнул ни один мускул.

— Я думал, что найду здесь пианистку в ангельском обличье, которая не придумала ничего лучшего, кроме как нажить себе кучу неприятностей. Я не предполагал, что вы станете делать все, чтобы они на вас свалились.

— Послушайте, мистер Норт, — пробормотала Челси. — Из нас двоих не я, а вы делаете все, чтобы нажить себе неприятности. Что касается саксофона, то он сейчас у меня, а не у вас.

Он стиснул опухшую челюсть, и по щеке потекла струйка воды. Сунув руку в задний карман брюк, он достал бумажник.

— Вот то, что мы вам должны за саксофон, — угрюмо отозвался он. — Так что отдайте мне его прямо сейчас, а об остальном я сам позабочусь.

Челси перевела взгляд с протянутой пачки денег на его лицо, где застыло мрачное выражение.

— Я не возьму деньги.

— Нортам не нужны подачки, — отрывисто бросил он.

Ее глаза округлились от гнева.

— Помощь другу, когда он в беде, не подачка.

— Называйте, как хотите. Я не приму помощи.

Нет, поняла она, не примет. От нее не примет. Даже теперь, когда ему ясно, что именно она знает привычки и излюбленные места, куда Билли отправляется в случае отчаянной нужды в деньгах. Даже теперь, когда он понял, что она в состоянии помочь.

— Вы не принимаете подачек, — проговорила она севшим от ярости голосом. — Отказываетесь от помощи. От советов. Вы не желаете слушать, что думают другие, не так ли, мистер Норт? Интересно, как чувствует себя человек, вечно считающий себя правым?

Секунду он испытующе смотрел на нее, потом кратко ответил:

— Неспокойно.

— А вам не приходило в голову, что, возможно, я могу вам помочь выпутаться из неприятностей?

— Конечно, можете, мисс Коннорс. Можете запустить в них своим роялем.

Глаза у Челси сузились, и тут ее словно прорвало.

— Мне ни к чему швыряться роялем, мистер Норт. Для этого у меня есть саксофон. — Она мельком взглянула на деньги, которые он по-прежнему держал в руке. — А он не продается. Как не продается ни моя преданность, ни мое время, ни моя дружба, так что суньте деньги обратно в карман и позвольте мне закрыть за вами дверь.

Зик невольно сжался, словно от удара.

— Послушайте, — проговорил он в напряженной тишине, установившейся после словесного всплеска Челси. — Я устал, расстроился, целые сутки пытаясь узнать, насколько серьезно влип мой брат. В конце концов, какое мне дело до ночного клуба, который охраняют как зеницу ока… — Он оборвал себя на полуслове, плотно сжав губы и проглотив остаток фразы. — Извините, — произнес он голосом, не выражавшим ничего, кроме слепой покорности судьбе. — Валяйте. Закрывайте дверь. — Привалившись к деревянному поручню перед входом, он запрокинул голову и закрыл глаза.

Челси ухватилась было за ручку, однако гнев, подмывавший ее хлопнуть дверью у него перед носом, как рукой сняло. Она окинула взглядом его обмякшее тело, горькие морщины, избороздившие лицо, распухшую челюсть. Вспомнив, что ей рассказывал Билли — что-то о семье, взявшей их с братом на воспитание, — она почувствовала, как ее захлестнуло чувство более сильное, чем гнев, и более важное, чем взаимная неприязнь.

Нельзя же нравиться всем. Она понимает это, черт побери! Она уже давно научилась мириться с безотчетным желанием прийти на помощь каждому нуждающемуся, с кем бы ни сталкивалась в жизни. Зику Норту ее помощь не нужна. Ему не нужны ее наблюдения, вынесенные из постоянного общения с Билли, не нужны ее связи, он даже не захотел зайти в дом, когда она предложила ему переждать дождь. Ради всего святого, неужели она не знает, когда надо уступить?

Внезапно налетел шквальный ветер, и в комнату ворвался дождь. Челси почувствовала, что продрогла и промокла. Зик Норт вымок до нитки, рубашка прилипла к его широким плечам и груди, брюки из бумажного твида облепили бедра, а с волос стекала дождевая вода.

У Челси вырвался протяжный, смиренный вздох.

— Я закрою дверь, — наконец сказала она слегка хриплым голосом, — если вы сначала войдете.

Он нахмурился и взглянул на нее так, будто у него в голове не укладывалось, что он все правильно понял.

Челси отступила.

— На кухне, кажется, есть немного виски. Я приготовлю вам выпить.

По выражению его лица она не могла понять, принял он ее приглашение или отверг. Боясь услышать отказ, она заставила себя выпустить дверную ручку и, повернувшись, пошла на кухню.

Зик Норт смотрел ей вслед, пока она шла через просторную комнату по полу, выложенному досками из твердых пород дерева. Что только нашло на эту женщину? Минуту назад она готова была захлопнуть дверь у него перед носом. А теперь пригласила войти, да еще пошла приготовить ему выпивку.

Ну, а на него что нашло? Почему, черт побери, он сам не свой, хотя все и так ясно, как божий день? Он прав, она не права. Вот и все. Он ни за что не допустит, чтобы проблемы Нортов ложились на плечи Челси Коннорс.

Глядя на удаляющуюся фигуру Челси, он прищурился. Темные волосы падали ей на плечи, а длинный кардиган при каждом шаге колыхался у бедер. В тускло освещаемой свечами комнате она являла собой живое воплощение одной из своих музыкальных импровизаций, казалась неуловимой, загадочной, открывающей простор самым смелым мечтам.

Выругавшись вполголоса себе под нос, Зик вошел в дом и, потянув раздвижную дверь, захлопнул ее за собой.

В самом центре большой гостиной помещался рояль. Слабый, дрожащий свет, отбрасываемый стоявшим сверху подсвечником на клавиши, отражался от внушительной стены, заставленной динамиками, звукозаписывающей аппаратурой и электроникой. Полки, занимавшие всю противоположную стену, были завалены пюпитрами для нот и футлярами от музыкальных инструментов. Напротив входной двери, над очагом, сложенным из камня, висел видавший виды саксофон. Он выглядел точно так же, как тот, на котором учился играть Билли, пока Зик с братом не съездили в Бангор и не купили инструмент получше.