Джейн Портер - Жемчужина его гарема Страница 8

Глава четвертая

— А что ты думаешь о моих подарках? — спросил Кален, меняя тему и снова наполняя бокалы. — Тебе понравились украшения? Я надеялся, что ты наденешь один из бриллиантовых браслетов к ужину.

Браслет с бриллиантами. Какое нелепое словосочетание.

— Я не открыла ни одного пакета.

— Нет?

— Мне не нужны дорогие украшения.

— Ты предпочитаешь дешевые?

— Если мне понадобятся украшения, я куплю их сама!

— Ты отвергаешь мои дары?

— Я не из тех женщин, что принимают подарки от незнакомцев…

— Говори осторожнее, laeela, иначе ты рискуешь оскорбить меня.

Голос Калена звучал напряженно.

— У меня нет желания оскорблять вас, шейх Нури…

— Кален. Меня зовут Кален. Но кое-что тебе от меня все-таки нужно?

Кира покраснела и выпрямилась, крепко сцепив пальцы на коленях.

— Чем быстрее я вернусь в Техас, тем лучше.

— Вернешься?

Его мягкая интонация выражала куда больше, чем любые слова.

— Мы уже сделали главное. Показали моему отцу, что он не может управлять мной…

— Угроза, исходящая от твоего отца, не исчезла.

— Угроза кому? Тебе? Или мне? Я думаю, что на самом деле ты беспокоишься не обо мне.

— Ахмед Абизхаид не потерпел бы подобных разговоров, laeela. Тебе никогда не разрешили бы так свободно высказывать свое мнение.

Кира почувствовала, что у нее в горле появился комок.

— Что тебе нужно от меня, Кален?

— Ты знаешь. Я хочу, чтобы ты была здесь, со мной.

— Нет. Должно быть что-то более серьезное. И настоящая причина связана с моим отцом, а не со мной. Я хочу понять, что же такого он сделал. Объясни наконец, каким образом человек, отдавший всю жизнь служению семье Нури, может представлять какую-то угрозу.

— Это не тема для обсуждения.

— Почему? Потому что я женщина?

Кален не стал возражать. Его молчание было пыткой.

— Речь идет о моем отце, моей семье. У меня есть право все знать.

— Тебе нужно больше есть и меньше спорить.

Кира в ярости уставилась на него.

— Ты такой же, как они. Даже хуже. Ты живешь не в Бараке, а в Англии, одеваешься не в покрывала, а в итальянские костюмы и великолепные рубашки, но под ними ты такой же жестокий.

Шейх Нури ничего не ответил, на его лице не отразилось никаких эмоций, но девушка услышала короткий вдох.

— Я хочу поехать домой, Кален.

Кален безмолвно наблюдал за ней, так же спокойно и безразлично. Он даже не пошевелился.

— Кален, послушай, мне хочется поехать домой, вернуть себе прошлую жизнь, которая меня устраивала.

Он приподнялся на стуле и наклонился вперед.

— Твоя новая жизнь тоже будет тебя устраивать.

— Нет.

— Да, это перемена, но перемена к лучшему.

— Но это уже не моя жизнь, а твоя и…

— И твоя. С сегодняшнего дня. И тебе нужно смириться с тем, что твоя жизнь изменилась. Навсегда.

Ей нужно принять то, что вчера ночью ее силой увезли из дома в этот странный мир, где она будет принадлежать человеку, которого помнила только по детским впечатлениям? Это нелепо. Абсурдно. Она не средневековая невеста!

— Нет, — ее руки дрожали. Кира отодвинулась от стола. — Ты ошибаешься, Кален Нури. Ошибаешься.

В спальне Кира свернулась клубочком в одном из мягких кресел. Она здесь не останется. Она не может здесь остаться.

Что же такого случилось в Бараке, что привело к борьбе между Каленом и ее отцом? И чем так опасен Ахмед Абизхаид, если шейх Нури не хочет видеть эти две семьи, соединенные союзом?

Кира знала, что ее отец терпеть не мог младшего принца Нури. Но из-за преданности султану он никогда не позволял себе высказать свои чувства. Однако из доклада, который девушка однажды обнаружила на письменном столе отца, она поняла, что за Каленом установлено наблюдение.

«Здесь кроется нечто большее, чем личная неприязнь», — подумала Кира. Но что именно?

Ей нужна новая информация. Кален, разумеется, ни о чем ей не расскажет. Но каким образом тогда все выяснить?

Спросить у отца? Или же довериться Калену? Постараться завоевать его доверие и заставить приоткрыть завесу тайны?

Пока она размышляла, раздался стук в дверь.

— Да? — отозвалась она.

— Открой дверь.

Это был Кален, Хозяин дома. Никто другой не мог бы приказать ей открыть дверь.

— Я сплю, — соврала она.

— Ты сидишь в комнате всего пятнадцать минут.

— Двадцать.

— Открой дверь.

— Я в кровати.

— Мне плевать.

Ну и нахал!

— Спокойной ночи, Кален.

— Открой дверь, Кира.

Он впервые назвал ее по имени. Не Кира Гордон и не Кира аль-Иссидри. Просто Кира. Девушку бросило в жар.

— Увидимся утром, — ее голос дрогнул. — Спокойной ночи.

— Я никуда отсюда не уйду.

— Значит, ты простоишь там очень долго.

— Открой дверь.

— Нет.

— Кира.

— Ты не запугаешь меня.

Девушка услышала, как он ходит за дверью, чувствовала его силу, словно она просачивалась сквозь замочную скважину.

— Это мой дом, — произнес Кален уже тише.

Кира побледнела.

— А это моя комната.

— Ну, так открой мне.

Кира приказала себе оставаться на месте.

— Нет.

— Почему нет?

— Потому что я устала. Мне нужно поспать.

— Сегодня ты проспала днем несколько часов. И, поскольку еще нет и девяти, я думаю, что ты не устала, а просто испугана.

— Уходи!

— И ты наверняка даже не в кровати, а где-нибудь у камина. Или в одном из старых кресел.

Кира закрыла глаза.

— Это совершенно не твое дело.

Послышался легкий скрежет, и дверная ручка повернулась.

— Ах ты, маленькая лгунья, — произнес Кален, войдя в комнату.

— У тебя нет права…

— Это мой дом, — перебил он, скользнув взглядом по аккуратно прибранной постели. — И это моя женщина.

— Я не твоя женщина.

— Но ты под моей защитой и в моем доме.

— Да, но это… — ее голос затих.

Он ничего не понимал. Или не хотел понимать.

Она видела его твердый подбородок, чисто мужскую гордость в глазах. Никакая европейская одежда не могла скрыть восточную красоту, которая была в нем. Она несла смерть. И символизировала выживание.

Она была его глазах цвета темного золота, такого же, как пески Сахары. Она была в его бронзовой коже. В его черных волосах цвета оникса. Эти камни украшали рукояти мечей воинов древности.

Кален был красив, но оставался тем, кем он был. Восточным мужчиной.

— Ну так что? — шейх Нури настаивал на ответе. — Что ты имела в виду, прося меня о помощи?

Да, он был бараканцем. Человек из тесного мирка ее отца, полного условностей.