Надежда и отчаяние - Егор Букин Страница 8

В сердце на секунду что-то заиграло; оно начало биться чуть сильнее. Девушка, видимо почувствовав мой взгляд, оторвалась от книги и подняла глаза. Я хотел мило улыбнуться, но выглядел скорее как придурок или как маньяк. Оно и понятно, я уже давно не улыбался. Она посмотрела на меня, а затем опустила глаза обратно.

«Что она подумала? Почему опустила взгляд?» – первая мысль, возникшая в моей голове.

«Кажется, я сделал что-то не то», – вторая мысль.

Потом я понял, что это была самая обыденная ситуация: все прохожие, встречаясь взглядом с другими людьми, не упираются в глаза, а быстро уводят свои. Было бы странно и страшно, если бы каждый человек, проходивший мимо, несколько минут не сводил с меня взгляд, смотря точно в глаза…

Вскоре меня окликнул Иван:

– Ну ты что там застрял? Купил?

– Э… Да, – рассеянно ответил я.

Расплатившись, я вышел. Мы еще немного поговорили насчет этого мероприятия в парке. Затем я поплелся домой.

Прибыв в свое жилище, я незамедлительно повесил костюм в шкаф, надеясь, что его не сожрет моль (не знаю почему мне казалось, что она здесь есть). После лег на диван, стараясь вытянуться. Видимо, слишком долго ходил или сидел – вновь заболела спина.

Обе книги мне наскучили уже спустя двадцать минут.

На меня ни с того ни с сего напали депрессия и раздумья. И почему все так устроено? Почему я не могу найти себе места? Загораюсь чем-то, увлекаюсь этим, думаю об этом, а через пару дней (в лучшем случае недель) совершенно к этому охладеваю. За примером даже ходить не надо: я трижды менял предметы, которые буду сдавать на ЕГЭ. Я будто не от мира сего, словно бы действительно был создан для какой-то шутки. Меня наделили сотнями недостатков и швырнули на эту планету, чтобы последить и посмеяться надо мной. Я поднялся и направился к своему пальто. Покопавшись в карманах, я извлек из них черную в белую тонкую полоску коробочку с надписью «Слепота», внутри которой оказалась всего одна сигарета.

– Черт… – тихо выругался я и подошел к окну. Там, теряясь в пелене снегопада, слабым сиянием светился ночной город.

Чиркнув спичкой, зажег свое успокоение. Сигареты были самыми дешевыми: табак до того вонял, что люди, когда я курил на улице, расходились, зажав нос пальцами. Но эти сигареты, наверное, одна из немногих вещей, наряду с таблетками, которые заставляют меня жить этот день. Эта та сила, которая удерживает меня от прыжка из окна или под поезд. Это то, что позволяет мне тешить себя мыслью о том, что все еще может измениться к лучшему. Да, наверное, сигареты и есть моя надежда.

Холод с улицы, летевший из настежь открытого окна, проморозил меня насквозь, но я продолжал стоять, почти не чувствуя рук. Мне кажется, я уже вообще ничего не чувствовал.

Я смотрел вдаль до тех пор, пока не начал непроизвольно вспоминать то, как впервые закурил. Воображение мучительно и ужасно нарисовало тот прохладный август прошлого года. Я любил ее, любил так сильно, как только позволяло это делать мое сердце. И она подавала мне все знаки. Ей даже нравилось, когда я дотрагивался до нее и обнимал; она говорила, что я важен для нее. Я наконец начал думать, что мои страдания кончились. Ха, глупец!.. В один прекрасный момент все исчезло. Однажды я просто не выдержал и признался ей, будучи почти полностью уверенным в положительном ответе. «Я просыпаюсь – первая мысль о тебе; засыпаю – и последняя мысль тоже о тебе; да и в течение дня я часто ни с того ни с сего ловлю себя на мысли о тебе. Ты мне даже снишься, как бы смешно это ни звучало…» Положительный ответ… Нет. Ни объяснений, ни причин. Ничего. Меня точно ударили чем-то тяжелым. На душе и в голове было очень паршиво. Я три дня почти ничего не ел. Просто не хотел и не мог. Вместо этого я лишь бродил по улицам, чтобы себя измотать и не думать об этом; но это не работало. Я думал то́лько об этом. Я громко разговаривал сам с собой; я матерился, проклинал все и вся, чуть ли не плакал, отчего все прохожие косились на меня, принимая за пьяного. Я до сих пор не могу поверить, что все ее знаки симпатии, все ее чертовы слова о том, как я для нее важен, о том, что ей без меня одиноко, все ее улыбки и долгие взгляды – всего лишь дружеская чепуха.

Это один из тех моментов, когда все теряет цвет, когда жизнь резко окрашивается в серые тона, а ты ничего не можешь с этим поделать. А потом – холод, серость, пустота, завершение формирования корки на сердце. Все, больше ничего не чувствую. Когда то прекрасное, что столько месяцев росло в груди, вырываясь наружу слезами счастья, в одночасье лопнуло, исчезло. Это момент, когда ноющая тупой болью дыра в груди осталась на долгое-долгое время. Это момент, когда ты окончательно утрачиваешь веру в лучшее. Почему же я тогда еще жив?..

Да уж, любовь, конечно, очень прекрасное чувство, но она настолько сильно заставляет страдать, что лучше уж не любить вовсе. Это я очень хорошо усвоил.

Я сделал еще одну затяжку, выпустил клуб невкусного дыма, и все образы рассеялись из моей головы, как рассеялся этот дым. Я начал думать о другом.

Сложно сказать, о чем конкретно я думал в тот момент. Мысли путались, сбивались, расходились, затем вновь сходились. Огромный комок мыслей никак не удавалось распутать. Я лишь смотрел безжизненным взглядом на сигаретный дым. Он сперва поднимался вверх, а затем постепенно расползался, превращаясь в туман. Иногда я стирал рукой эти хлопья и смотрел на то, как дым делится надвое.

Через время сигарета закончилась. Ее оказалось недостаточно. Совершенно недостаточно. Проверив свои сбережения, быстренько сходил в магазин и прикупил еще одну пачку. Слава Богу магазин оказался недалеко. Затянув горький дым, я в полной тишине сел за стол, на котором стояла банка с каким-то еле живым цветком. В голове вереницей сновали картины предыдущих нескольких лет моей жизни, пока в итоге не слились в единое целое.

Мучительно хотелось делать что-то. Мысли о том, что я гублю свой