Наталия Вронская - Дороже жизни Страница 8

— Ну и умница. Я всегда радовался тому, что не только любящая, но и умная жена моему брату досталась. Завидовал ему… — голос его забархател, помягчел.

— Но у меня просьба есть одна, — продолжила я.

— Какая? — сразу насторожился он.

— Перед отъездом хочу я видеть Семена Петровича Нарышкина, сына благодетеля моего. Знаю, он в Москве. Хочу попрощаться с ним и отписать Петру Федоровичу о том, что у меня все хорошо и что я уезжаю, чтобы не волновался он.

Артемий помолчал. Я взглянула на него. Лицо его разгладилось, он улыбнулся, и я поняла, что он согласен, что ему это даже понравилось.

— А что! Неплохая это мысль, Наталья Сергеевна. Так ты родных своих успокоишь, а то, признаться, Семен Петрович меня неоднократно о тебе спрашивал… Так тому и быть.

Я поняла, что Семен, должно быть, волновался за меня и что-то подозревал о планах брата моего мужа.

— Ну прощай, невестка. Да готовься к отъезду.

Артемий вышел.

Я не выдала себя ни единым словом, ни единым жестом за все время разговора. Он ушел, а я все думала и думала. Думала, что любила и как любила. Что на все была готова. То порывалась броситься к Ванечке моему и молить его о спасении. Клясться, что на все пойду для него. И называла его про себя только Ванечкой, a злых слов у меня для него не было. То упрекала себя за глупость, за то, что люблю все еще человека, обрекшего меня на смерть и ничуть обо мне не пожалевшего, но ничего дурного про него вспомнить не могла, как ни старалась. Все вспоминались мне светлые наши дни, радостные. И больно мне было, что все это ушло и более никогда не вернется. Не было в моем сердце к нему ни зла, ни обиды, и по-прежнему мне казалось, что лучше его нет и не может быть мужчины и другой такой же не встретится мне никогда и только то плохо, что не любил он меня. И был это единственный его недостаток в моих глазах.

А потом наступила пустота, оттого что обманул он меня и что я сама с готовностью им обманулась. Я вспоминала, что была в нем эта холодность ко мне всегда, но я думала… Ах, думала я, что будучи с ним, растоплю его холод и будет он моим, и будет любить меня так же, как я люблю его. Как же горько я ошиблась!

И тут я заплакала. Громко рыдать я не могла, но и сдержаться не могла тоже. Как хотелось мне завыть в голос, запричитать, но и этого я не могла. Я ничего не могла. Умереть бы! Да дитя мое меня держало и страх Божий.

Кое-как придя в себя я встала и помолилась, прося у Бога защиты и помощи для себя и для моего ребенка по его милости и разумению.

— Как ты, Господи, пожелаешь для меня лучше, — сказала я, — так пусть и будет. Я роптать вперед не стану.

Наутро, я осталась в доме со старым дядькою, доверенным лицом моего мужа. Видно было, что Артемий дал ему нужные распоряжения, потому что как только Семен Петрович пришел, его тут же проводили ко мне.

Как описать мои чувства в тот момент? Я посмотрела в его глаза и поняла, что он любит меня и любовь эта никогда не покидала его. Он взял меня за руку и некоторое время мы так молча просидели. Потом я решилась заговорить, но с великою осторожностью, шепотом.

— Я просить тебя хочу о спасении моей жизни. Прав оказался Петр Федорович, предсказывая мне беды… Но знаешь, я ни о чем не жалею. — Только тут я смогла поддать на него глаза.

— Я знаю. Когда любишь, ни для чего иного места в душе не остается. Ни для гордости, ни для себялюбия…

— Я бы и о жизни своей не беспокоилась и все бы приняла от мужа моего, но мой ребенок…

Семен вздрогнул и мне сразу стало понятно, что он не приметил моего положения.

— Я готова принять смерть от руки Ивана, но мое дитя… Мне что-то, какой-то голос в душе не дает погубить мое дитя, а оно непременно погибнет, если я останусь во власти своего мужа и его брата.

— Ты просто мать. Иного бы я от тебя и не ждал. Но я не понимаю… — Семен помедлил. — Чего ты опасаешься? Почему говоришь о смерти от руки мужа?

Как ни тяжело мне было признаваться в собственной глупости, но я рассказала ему все, и о подслушанном разговоре, и о неведомой мне интриге, о которой, как выяснилось, Семен знал по слухам, ходившим при дворе; о решении Артемия извести меня любой ценой для спасения собственной жизни и о том, что для ребенка моего, для их крови, не нашлось у них сострадания.

— Как же ты могла! Как могла рассказать ему о себе?

— Тише, тише!

— Да черт с ним! — махнул он рукой. — Разве не говорили тебе, что твоя мать — это тайна! — Семен вскочил, разволновался. — Так вот откуда все! Не скажи ты ему этого, не было бы этого брака! Ничего бы не было!

Услышав эти слова, я заплакала. Я все сама думала о том же, но когда Семен вслух это произнес… Да, ничего бы не было. И любовь моя — большая глупость. Бросил бы меня мой ненаглядный не дойдя до венца. Но не было бы и того счастья в моей жизни.

— Но и счастья бы не было! — остановила я Семена, сказавши это вслух.

— С ним — да, не было бы. Но со мною было. Ты поверь. — Он со страстью схватил меня за руки. — Он не единственный мужчина на свете, а ты… Ты бы забыла, разлюбила, как и все. Ничего нету вечного, нельзя любить вечно одного человека.

— А ты? — спросила я. — Ты же меня все еще любишь?

— Это другое. — Глаза его зажглись.

— Чем же другое?

— Я не могу тебе этого объяснить, но это другое… Быть может, оттого, что ты никогда не была моей, а быть может… Говорят, что есть люди-однолюбы. Может, я такой…

— Так, может, и я однолюбка?

— Нет. Ты же любила меня?

Я молчала.

— Ну ответь! — требовательно продолжал он.

— Да, любила…

— А потом ты полюбила его?

— Да… — Мне тяжело было так прямо отвечать на его вопросы, но лгать я не могла.

— Вот видишь. Ты могла составить счастье моей жизни и быть сама со мною счастлива, а так… Впрочем, я не виню тебя. Видно, судьба такая.

— Что мне делать?

Он все смотрел на меня с такой болью, что я не могла выдержать этого взгляда.

— Я все сделаю, чтобы спасти твою жизнь. — Семен опустился рядом со мной. — Ничего не бойся. Я все устрою. У меня есть некоторые возможности. Главное, будь покойна и ничему не удивляйся и не бойся того, что может произойти. Придется, видно, тебе бежать, а может, и иначе как… Жди! Я все сегодня же и устрою. Собери то, что тебе необходимо, но не многое, чтоб ты могла сама в руках унести. Теперь прощай…

— Прощай.

И он ушел.

Той же ночью я, собравшись, ждала. Заснуть я бы не смогла, даже если бы и хотела. Мужа моего не было, брата его также. Только старый дядька да несколько дворовых стерегли дом и меня. Ближе к полуночи раздался шум. Во дворе завязалась драка, это было очень хорошо слышно. Я, хотя Семен и предупредил меня, заволновалась. Кто знает, что там в самом деле происходит? Может быть, мое спасение, а может и нет.