Александра Торн - Зной пустыни Страница 8

Глава 3

1 августа 1988 года

В юности, живя в резервации апачей Сан-Карлос, Алан Долгая Охота и не думал, что когда-нибудь настанут такие времена, как сейчас. На рассвете он оседлал любимую лошадь, долго ездил верхом по живописным окрестностям, а потом отправился в свою мастерскую, которая вызывала зависть коллег. Начав работать, Алан забыл о времени. Идеи, рождавшиеся в его мозгу, казалось, без всяких усилий стекали на кончик кисти и послушно ложились на холст. Непрерывный восьмичасовой труд нисколько не измотал его, и вот теперь он сидит за столиком лучшего ресторана Феникса, куда его не пустили бы пятнадцать лет назад. А с ним сидит прекрасная женщина.

Мальчишкой Алан даже не предполагал, что существуют такие дни. Его мир неимущих со всех сторон был стиснут миром белых, которые имели все. Каменистая почва резервации годилась лишь для перекати-поле и скорпионов, грезы об успехе на ней не росли. Если бы Алану тогда сказали, что в один прекрасный день он станет выдающимся американским художником и миллионером, он бы просто расхохотался.

Теперь апачи ставили Алана в пример его юным соплеменникам. Но сам он сомневался, что мир белых примет парня из резервации, даже несмотря на его таланты.

Вечером он это выяснит.

— Ты сегодня что-то неразговорчив, — сказала Лиз, откладывая салфетку, — и мало ешь. Не нравится?

— Нет, все очень вкусно.

Алан специально заказал столик у Винсента, ему хотелось, чтобы обед запомнился. И Винсент Гутберрес не обманул его ожиданий. Интерьер ресторана, выполненный во французском загородном стиле, был элегантным, обслуживание идеальным, а расположение столика делало обстановку интимной. Лучше и желать нельзя. Но Алан испытывал робость и неуверенность, словно неопытный юнец, которому надо выбрать партнершу на танцевальной вечеринке.

Когда он в пять часов приехал в галерею, Лиз так нервничала, что он решил отложить все серьезные разговоры. А теперь она спокойно откинулась в кресле и пребывала в совершенно безмятежном состоянии. Как же она великолепна! Алан не раз пытался отразить на холсте душу и темперамент Лиз, но сущность ее красоты до сих пор ускользала от него.

Она была воплощением женской тайны — непостижимой и соблазнительной. Облегающее платье держалось лишь двумя узкими полосками на плечах, и весь вечер Алану очень хотелось сдвинуть с ослепительных плеч эти полоски, чтобы обнажить ее неподражаемую грудь. Когда он представил сладостные соски, жаждущие нежных прикосновений, по его телу пробежала огненная волна.

Лиз была мечтой художника. Безупречная кожа отливала матовой белизной, превосходя красоту слоновой кости, спадающие до плеч волосы цвета темной меди обрамляли лицо, совершенные черты которого до сих пор поражали Алана, хотя они с Лиз знакомы уже десять лет. Точеные, слегка выступающие скулы и правильный, с небольшой горбинкой нос очаровательно контрастировали с чувственными губами, не нуждающимися в помаде. Но подлинным украшением лица были глаза под красиво изогнутыми бровями, обрамленные угольно-черными ресницами и сияющие таинственной голубизной настоящей бирюзы.

— Я хочу тебя, просто сгораю от желания, — выпалил он.

— Прямо здесь? — Ее глаза озорно сверкнули. — Вместо десерта?

— Я сойду с ума, если мы задержимся тут еще хоть на минуту. — Алан достал бумажник, бросил на стол три пятидесятидолларовые купюры и, вскочив из-за стола, чуть не опрокинул кресло, на котором сидел.

Лиз улыбнулась, но, когда они буквально выбегали из ресторана, она не уступала в скорости Алану.

Десять минут спустя они уже мчались по крутой дороге, ведущей к вилле Лиз. Резко затормозив у дома, Алан повел Лиз к двери, мысленно повторяя про себя то, что хотел сказать ей сегодня вечером.

— Я только предупрежу Роситу и быстренько просмотрю почту. А ты возьми бутылку шампанского и жди меня в спальне.

— От такого предложения я, пожалуй, не смогу отказаться, — ответил Алан. Но прежде он вернулся к машине и достал из бардачка маленькую красивую коробочку. В спальне он поставил на столик серебряный поднос с бутылкой охлажденного «Перье-Жуэ», два хрустальных бокала, рядом положил принесенную из машины коробочку.

Шесть месяцев назад он попросил своего друга, известного во всем мире ювелира Теда Червезе, сделать что-нибудь особенное, специально для Лиз. Тот долго искал настоящую бирюзу без единого изъяна и натуральной, глубокой окраски.

— Сейчас легче найти хороший бриллиант, чем бирюзу высшего качества, — жаловался Тед. — Особенно если речь идет о цвете, подходящем к глазам Лиз.

Но результат стоил долгих ожиданий. Червезе, который получал заказы от Картье, на этот раз превзошел самого себя, изготовив золотое, инкрустированное камнями колье в форме священной животворящей змеи Аванью. Алан снова открыл коробочку и красиво уложил колье на шелке. Сами по себе деньги ничего не значили, но он был счастлив оттого, что может дарить Лиз такие подарки. Сегодня он решил окружить ее сказочной любовью. Обед в ресторане и дорогой подарок — лишь небольшая часть радостей, которые он собирался ей доставить.

Когда они с Лиз стали любовниками, он сразу понял, как мало она знает о настоящей страсти. Она попыталась изобразить оргазм, но ей не удалось его обмануть. Зато потом он только поражался ее успехам и той легкости, с какой она постигала искусство любви. Однако в ту первую ночь Алан искренне жалел Лиз. Ничего не знать о собственном теле, которое буквально создано для чувственных страстей! Да это же настоящая трагедия! Оказалось, англосаксы, столько рассуждающие о сексе, абсолютно в нем не разбираются и ничего не понимают в отношениях мужчины и женщины.

Лиз научила его, как надо вести себя в мире белых, одеваться, поддерживать светскую беседу, делать заказ в пятизвездочном ресторане, куда она очень любила ходить и где намного важнее, чтобы тебя увидели за нужным столиком с нужными людьми, чем сытно и вкусно поесть. В свою очередь, Алан терпеливо вел Лиз к осознанию ее женственности. Теперь он чувствовал себя в высшем свете так, словно был прирожденным аристократом, а она наслаждается любовью не хуже опытнейших женщин племени апачей. Он считал, что обмен равноценный.

Сняв пиджак, он устроился у камина. В спальне Лиз он ориентировался, как в своей собственной, но никогда не чувствовал себя до конца раскованным. Его дом, построенный из необожженного кирпича, был обставлен по-мужски грубовато. Комнаты заполняли древние скульптуры из Санта-Фе, изделия индейских племен Гранд Чимеки, на полу лежали домотканые коврики из Чимайо. Комната Лиз, напротив, обставлена с чувственной женственностью. Зеркальные стены, пушистый австралийский ковер на полу, белая мебель, инкрустированная мореным дубом, исполинская кровать с белым шелковым покрывалом.