Евгения Мамина - Козырная карта Страница 8

Мне показалось или на самом деле мои слова расстроили Николая, повергая его иллюзорные мечты в прах, потому что он после моих слов тут же потерял ко мне всякий интерес, быстренько распрощавшись со мной. Правда, на прощание, он протянул визитку с телефоном в Москве и прибавил шутливо: «Если будете через месяц в Столице, звоните, возможно, примете участие в конкурсе на место идеальной супруги для моего друга». Я поблагодарила его так же шутливо, сказав, что я не дошла до ручки искать жениха в конкурсах, и, что поищу мужа где-нибудь в другом месте. Попрощавшись, мы расстались, чтобы больше никогда не встретиться. Но мне показалось, что в отличии от Николая, потерявшего интерес ко мне как к потенциальной жертве, у его безмолвного друга что-то поменялось во взгляде. Во всяком случае, кивнув напоследок мне головой, я не увидела холодности в глазах. И даже могу поспорить, он мне улыбнулся уголками губ. Возможно, при моих натянутых нервах, каждое движение, означающее симпатию, казалось мне чем-то более определенным. Возможно я приняла ухмылку за улыбку… Но, все же, мне было не так неприятно с ними расставаться, как знакомиться.

Отпуск закончился очень быстро. Конечно, если собрать все мои впечатления от всего увиденного, окажется, что отдыхала я очень долго и активно. Мне так все понравилось, что возвращаться домой не хотелось. Точнее, хотелось увидеть Джереми, но при мысли о нем внутри покалывало что-то, и было предчувствие нехорошего.

И все-таки, постройневшая, посвежевшая и загоревшая, я вернулась домой. Я позвонила на работу, объявила о своем прибытии, пообещала выйти на следующий день. Положив трубку, занялась другими заботами: уборкой, заполнением пустого холодильника продуктами. Затем накрыла праздничный стол и привела себя в порядок. Забыла сказать, что вчера из Москвы дала Джереми телеграмму, сообщая о приезде и приглашая его к себе.

Несмотря на то, что в поездке я старалась не думать о нем, я сильно скучала по нашим встречам. Я сидела на диване и гладила руками подарок для Джереми: рубашку от Версаче, купленную во Франции. Она была из мягкой ткани, и я представляла, как надену ее на любимого, и как замечательно он будет в ней смотреться.

… Глупые, глупые влюбленные женщины. Нам намекают, нас предают и бросают, а мы все продолжаем верить, любить, ждать и надеяться на их возвращение и любовь… Джереми не пришел в тот вечер; и на следующий, и после. Я пыталась придумать массу причин, по которым он не мог этого сделать. Но в глубине души я знала губительную для себя правду, что больше его не увижу у себя. Но от этого не становилось ни легче, ни спокойнее. Все чувства и обида начинали разгораться с новой силой, особенно когда я вышла на работу. Восторгу моих коллег не было предела — им очень понравилась моя загоревшая внешность. Комплименты сыпались как дождь, даже Башмаков не остался в стороне, и с любопытством слушал рассказ о моем путешествии. Затем приехал шеф, и я давала отчет о делах. Он остался доволен и даже пригласил на вечеринку по случаю его дня рождения в через несколько дней. Не всем коллегам было дано приглашение туда, но всем хотелось попасть. Такие события были нечастыми у нас, а использовать их можно было выгодно для себя: женщинам обзавестись новыми кавалерами и пофлиртовать с начальством, а мужчинам показать себя в выгодном свете. К тому же близость к начальству в застольных общениях иногда помогает росту карьеры. Я конечно согласилась. Все это заставило меня преодолеть последние сомнения, и после работы я помчалась не домой, а туда, куда звало сердце.

Дверь открыла молодая девушка в слегка запахнутом халатике на голое тело. Я совершенно не ожидала увидеть здесь кого-то, кроме Джереми, что просто онемела от неожиданности. Она оглядела меня с головы до ног и спросила:

— Вам кого?

Отступать было поздно. — А…Джереми дома? — я медленно приходила в себя, пытаясь наладить ход мыслей и остановить поток вопросов, так и напрашивающихся вырваться на волю.

— А…его нет. Он уехал в командировку.

— Да… А Вы, кто будете?

— Он разрешил мне пожить у него. А Вы?

— Его знакомая… — тут краска стыда начала заливать мне лицо. Я поняла, что была дурой, придя сюда. Но делать было нечего.

— Простите, он ничего для меня не передавал? — это был глупейший вопрос, но больше в голову ничего не приходило. Девушка не смутилась, оглядев меня еще раз, запахнула халатик, поежившись от холода подъезда. — Ну, да, он говорил, что если кто-нибудь будет его искать, то всех посылать подальше. И больше его не искать. Всем гуд-бай передавать. Так что,… — она многозначительно посмотрела на меня, — в его жизни все по-прежнему и менять ничего в ней не собирается.

Теперь я бледнела. Какая-то шлюшка (я была в этом уверена) спит в постели моего любимого и утверждает, что он про меня так мог сказать.

— Он не мог так сказать, девочка. Мы любим друг друга. Скажи мне его адрес, я найду, и все выясню сама. Где он?

Казалось, девушка совсем потеряла ко мне интерес. Она зевнула протяжно и ответила, подчеркивая обращение ко мне:

— Тетя, да он всех любит. Вас, меня, еще бог знает кого. У него нас много. Ну, а если не верите, вот, прочитайте его записку. Она скрылась в квартире и вернулась с небольшим листом бумаги. Буквы прыгали перед глазами, но я прочитала: «Светик, ключи в прихожей, все как всегда. Живи и не слишком гуляй без меня. Всем бабам, приходящим, давай пинка под зад. Я закончил со всеми, долгов не оставил. Целую, лапуля, твой Д.»

— Ну, как, — спросила Света, — я еще веду себя хорошо, не пинаю по зад. Да, не грусти, подруга, — успокаивала она, видя, что мне совсем плохо. — Водички хошь? — исчезла в квартире снова и вернулась со стаканом с водой. — Плюнь на него. Он же бабник. Сволочь как и все мужики, мудак. Неделю с одной, неделю с другой. И никаких обязательств. Заведи себе другого мужика, ты еще ничего себе, клеевая. Я вот на его удочку не попадусь, найду себе побогаче, да замуж выйду. — Тут, что-то услышав в комнате, поторопилась завершить разговор, — там мой приятель просыпается, я пойду. Да, ты больше не приходи. Джереми тебя все равно не захочет видеть. — Дверь захлопнулась.

Вряд ли стоит объяснять, что затем со мной было: истерика и желание покончить с жизнью. Не знаю, то ли обида сказалась, то ли разочарование во всех людях, но когда я вернулась домой, то кроме этого желания в голове не было ни одной мысли. Спасла меня от безумных мыслей моя коллега и моя единственная подруга Лана Стеклова, которая в этот день не видела меня в офисе и решила заехать домой. Она знала о существовании Джереми, о моих муках, но не давала советов, но и не поощряла моих с ним отношений. И вот в тот момент я выплескивала ей все свои негативные эмоции, все горе, разочарование, накопившееся в сердце, рыдала у нее на плече, а она как настоящая подруга слушала и гладила по голове. Наплакавшись, напившись валерианки, я немного успокоилась; уверенность в том, что лучший вариант сейчас — покончить с собой, как-то отошел на задний план (все-таки я не была сумасшедшей истеричкой, и считала себя умной женщиной). Лана в свою очередь принялась жаловаться на свою судьбу. Мы редко виделись с ней вне работы; у Ланы была семья, в которой была масса своих проблем, а на работе много не поговоришь. Выговорившись, выплакав свои беды, мы принялись «гонять чаи». Подруга советовала найти другого мужика хотя бы для телесных утех и даже предложила посодействовать в этом предприятии. Но я отказалась. Думать о новом мужчине было неприятно, по меньшей мере. Сейчас я их всех ненавидела. А ей советовать было все равно, что мне вернуть Джереми: она любила своего мужа и готовясь развестись с ним уже раз сто, после примирения была все же счастлива, как продолжает быть счастливой баба, чьим девизом является: «Муж бьет — значит любит». Единственное, в чем мы с ней сошлись, это то, что жизнь продолжается, и надо жить дальше. Образ Джереми преследовал меня еще очень долго, но вскоре новые впечатления захватили меня и притупили боль от безответной любви.