Диана Машкова - Дом под снегом (сборник) Страница 8

Алена просыпалась неизменно оттого, что Артем тряс ее за плечо и говорил: «Мама, иди к себе в кровать, только выключи мне свет». И она, сонная, целовала его в мягкую щечку, укрывала одеялом и щелкала выключателем у двери. Потом вспоминала, что не почистила зубы перед сном, и плелась в ванную комнату. А после этого долго не могла уснуть, лежа с закрытыми глазами и перебирая в голове навязчивые мысли, от которых благодаря работе удавалось избавиться днем.

Она думала о том, сколько забот прибавится в ее жизни, когда они разведутся с мужем. И как лучше поступить с квартирой, машиной и прочим «совместно нажитым имуществом». Удастся ли разменять их трехкомнатную на какие-нибудь две однокомнатные с помощью родной компании или лучше будет ей взять кредит и отдать мужу половину стоимости. Алена высчитывала в уме, делила. Суммы к выплате получались астрономические, варианты разъезда нежизнеспособные. Плохо выходило и с мыслями о предстоящей жизни вдвоем с Артемом, который в последнее время, словно поняв и прочувствовав настроения Алены, все больше тянулся к отцу. То и дело она слышала от него: «мама, посмотри, как папа красиво нарисовал», «гляди, что мы с папой построили», «нет, ты иди к себе, я буду с папой играть», «наш папа самый хороший». От слов этих становилось больно в душе и сдавливало сердце, но продолжить жизнь с человеком, к которому не испытываешь ничего, кроме периодических всплесков раздражения, казалось, стало невозможным. Чертов катализатор в лице Вадима!

Алена, измученная мыслями, схемами и планами, засыпала только под утро. А спустя пару часов вскакивала под писк будильника и начинала собираться на работу. Приехав в офис, сразу же шла к себе и с головой погружалась в решение срочных и сверхсрочных проблем. Из кабинета она практически не выходила — во-первых, времени не оставалось даже на обед, во-вторых, боялась случайно повстречать Вадима. И потому, что не знала, как с ним себя вести, и потому, что не хотела, чтобы он видел ее в таком плачевном состоянии: измученной, уставшей от постоянной бессонницы и мрачных мыслей. Общались они все это время короткими сообщениями: «Обедать пойдешь?» — «Нет, иди один». — «В Питер кто из руководства летит?» — «Шеф собирался сам, точно пока не знаю». — «А меня-то вы хоть в список включили?» — «Да, если он не вычеркнет».

К понедельнику Артем, наконец, поправился, и Алена отвела его в школу. А сама сломя голову понеслась на работу — до мероприятия оставался ровно один день. Дел было невпроворот. Начиная с того, что сотрудникам, которые летят на празднование в Питер, еще не были розданы авиабилеты, заканчивая тем, что в пятницу не успели перечислить деньги организации, обслуживающей банкет. Закончил протокольный отдел работу только в одиннадцать вечера, а в девять утра на следующий день Алена должна были вылетать в Санкт-Петербург.

Для сотрудников компании, удостоенных чести принять участие, были по указанию шефа куплены билеты на 17:00, чтобы не терять ценного рабочего времени и при этом успеть с корабля на бал. А после вечеринки стройными рядами — обратно в аэропорт и ночным рейсом в Москву. Чего только не пришлось наслушаться Алене от этих самых приглашенных об умственных способностях руководства и его желании позаботиться о сотрудниках: ни во вторник, ни в среду от работы никто никого не освобождал. Так что все должны были явиться в офис, как обычно, к девяти утра — видимо, с вечерними платьями и костюмами в портпледах. В три занять свои места в аэроэкспрессе «Павелецкий вокзал — аэропорт Домодедово», молниеносно пройти регистрацию и спецконтроль, в Питере загрузиться в автобусы, прибыть на место проведения мероприятия к 19:30, а в 23:00 покинуть его тем же макаром. Как Золушки. Понятно, что недовольных хватало. Особенно если учесть тот факт, что, прибыв домой часа в три ночи, в среду к девяти все должны были явиться на работу.

Алена, загруженная собственными проблемами по поводу чертова «Дня риелтора Санкт-Петербурга», попыталась все же по многочисленным просьбам трудящихся втолковать шефу, что у тех, кто летит из Москвы, получается такой жуткий график, что все это приключение больше становится похоже на наказание, чем на поощрение. Генеральный вытаращил глаза и выдал Алене такую гневную тираду на тему «как же все, халявщики хреновы, обнаглели», что она моментально пожалела о том, что затронула этот вопрос. В ходе монолога выяснилось, что он лично никого не принуждает туда лететь, что денег и так уже потрачено черт знает сколько (можно подумать, Алена не знала), и все для того, чтобы устроить праздник этим козлам. А если они еще хотят, чтобы им гостиницу оплатили, пусть вообще тогда катятся ко всем чертям. В результате шеф, излившись до конца, сменил гнев на милость и сообщил, что не будет устраивать проверок на тему присутствия персонала на рабочих местах в среду утром. Но это — не официально, и говорить никому не стоит! Алена выдохнула с облегчением, сказала «Спасибо!» и выскользнула из его кабинета, плотно прикрыв за собой дверь.

— Чего он так разошелся? — участливо спросила Света, кивнув в сторону кабинета своего начальника.

— А-а-а! — Алена только устало махнула рукой. — Ты-то в Питер летишь?

— Вот ты спросила! — теперь Светка ни с того ни с сего завелась. — Если он летит, значит — придется, если — нет, значит — нет!

— Ладно-ладно. — Алена поспешно направилась к выходу. — Ты, главное, нервы побереги!

— Побережешь их тут! — Света тяжело вздохнула и уткнулась в монитор.

До аэропорта Алена добралась только к восьми часам. Раньше шести часов, как ни старалась, не могла себя заставить вылезти из постели. Регистрация подходила к концу. Она быстро добралась до нужной стойки, получила место в конце салона и побежала на спецконтроль.

В Питере самолет приземлился на десять минут раньше расчетного времени прибытия — пустячок, а приятно. И хотя полет занял всего-то час времени, Алена даже успела отдохнуть — за последнюю неделю ее мобильный редко умолкал дольше, чем на две минуты. А тут — целый час полной тишины, хороший завтрак, свежая пресса и милые улыбки бортпроводников. Что еще нужно измотанному до смерти человеку для полного счастья? Разве что отсутствие мрачных мыслей. Но это уже была для Алены непозволительная роскошь.

День оказался похож на фейерверк из разноцветных, блестящих до рези в глазах и совершенно бесполезных кружочков конфетти. Звонки, уточнения, нагоняи, нервотрепка. Интерьер, концертная программа, меню — все требовало финальной проверки и последних исправлений. К шести Алена превратилась в жалкое подобие силиконового манекена, из которого выкачали воздух. Выглядело это и вправду ужасно. Случайно взглянув на себя в зеркало, Алена поняла, что с нее на сегодня хватит. И, наорав напоследок на своих помощников, которым и предстояло в последние тридцать минут ликвидировать все замеченные недостатки, отправилась в подсобное помещение, подхватив свой портплед. Она сосредоточенно пила обжигающий чай из чьей-то облупившейся по краю кружки и отчаянно мерзла. Потом собралась-таки с духом и скинула удобный свитер и шерстяные брюки, облачившись в тонкий нарядный костюм. Февральский холод плохо отапливаемой грязной комнатенки пронизывал до костей. Теперь еще предстояло трясущимися руками нанести на лицо нечто похожее на праздничный макияж, чтобы на собственной физиономии запечатлеть торжественность момента. Алена, бормоча все возможные проклятия, полезла в сумку за внушительных размеров косметичкой. В этот момент запел до смерти надоевшей за последнюю неделю мелодией телефон. Алена успела с неудовольствием подумать, что нужно будет ее сменить, и, не взглянув на дисплей, нажала кнопку.