Айрис Оллби - Наша новая жизнь Страница 9

Ей совсем стало не по себе, когда он цинично произнес:

— Единственное, я хотел бы только подстраховаться от того, чтобы твой отец, узнав о нашем браке, не пришел бы ко мне с брачным договором в одной руке и ружьем в другой.

Бросив на него презрительный взгляд, она фыркнула:

— Не волнуйся. Если даже мне и придется ему в кое в чем признаться, то твое имя при этом не прозвучит.

— Гм… — Дирк задумался. — Тогда я сам поговорю с ним.

Пораженная услышанным, Шона вытаращила глаза.

— Что ты сказал?

— Сказал, что я сам признаюсь ему во всем. Кто-то же должен это сделать. — Ее глаза были полны изумления, и это развеселило его. — Ну что ж, поскольку мы все выяснили, нам уже можно готовиться к свадьбе.

— К свадьбе?

Он что, издевается над ней?

— Да, — с легкостью в голосе сказал новоиспеченный жених. — Церковные колокола… гости… медовый месяц. В этом нет ничего необычного. Все так естественно.

Комок застрял у нее в горле.

— А… почему ты решил, что я хочу выйти за тебя замуж?

— Ну, ты же сама сказала, что обдумаешь мое предложение, если поймешь, что мои намерения серьезны. Да, я заявляю об этом со всей ответственностью, и мне безразлично, беременна ты или нет. Так уж случилось, что я влюбился в тебя. Теперь тебе решать…

Ее язык прилип к нёбу.

— Это… это для меня несколько неожиданно, Дирк. Ты… совсем не знаешь меня.

Господи! Как глупо! Неужели мне больше нечего ему сказать?

Дирк взял ее руку и поднес к губам.

— Шона, мне достаточно того, что я увидел сегодня. Ты смелая, гордая. — Он подмигнул и озорно добавил: — И сексуальная.

Девушка с усилием проглотила комок в горле, не находя слов для ответа. Он ждал от нее решения, но его близость мешала ей сосредоточиться. От него исходила какая-то энергия, которая завораживала ее, приводя в трепет.

— Хорошо, Дирк, — прошептала Шона, — я согласна стать твоей женой.

Он придвинулся к ней. Их долгий поцелуй был нежным, теплым. Она оттолкнула его, едва справляясь со своим дыханием.

Уставившись невидящим взором в лобовое стекло, она пробормотала:

— Не знаю, как отнесется к этому мой отец. Его единственная дочь выходит замуж за Макалистера! Его хватит удар.

Дирк мрачно кивнул:

— Все может быть. Моего отца тоже не очень обрадует такая перспектива. Но я уговорю его. В конце концов только нам решать нашу судьбу. Время динозавров прошло.

— Ты не знаешь Рори, — уныло проговорила Шона.

— Все понятно. Но он же умный человек, и если поймет, насколько сильны наши чувства, думаю, ему придется смириться. Со временем Рори должен смягчиться.

Она покачала головой.

— Со временем древесина дуба становится только тверже. Будет лучше, если я сама сначала поговорю с ним, подготовлю почву.

Дирк не ответил, но чем больше она об этом думала, тем сильнее становилась ее уверенность в своей правоте. Рори будет произносить пышные речи, неистовать, топать ногами, но потом успокоится. Затем ненадолго надуется, будет глядеть исподлобья и бормотать о неблагодарности и вероломстве детей. Надо заготовить побольше виски. Отец выпьет стаканчик-другой — и все уладится. Господи, хоть бы это было так.

— Когда ты думаешь поговорить с ним? — спросила она Дирка. — Рори никогда не возвращается с аукциона раньше полуночи. Давай оставим этот разговор до завтра.

Дирк помедлил, и девушка испугалась, что он передумает, но, к ее облегчению, молодой человек решительно кивнул.

— Хорошо. Завтра утром. Скажи, что я буду у вас после завтрака.

Они поцеловались на прощание.

Шона вышла из машины, помахала рукой вслед удалявшейся машине и, взяв себя в руки, направилась к дому.

Увидев ее, Мораг всплеснула руками.

— Боже! Только сегодня утром я выстирала и выгладила это платье. У тебя такой вид, словно ты искупалась в болоте. Давай-ка переоденься, и я его поскорее выстираю.

— Все хорошо, Мораг. Я во всем виновата и поэтому не хочу взваливать на тебя лишнюю работу. Мне не трудно выстирать его самой.

Она налила себе чаю.

— Нет уж, — чопорно сказала Мораг, — ты госпожа в этом доме. Хорошенькое дельце, если кто-то услышит, что ты сама стираешь! И вообще… как ты смогла так испачкаться? Где ты пропадала весь день?

Девушка глубоко вздохнула. Мораг почувствует ложь за сотни миль даже в самую темную ночь.

— Ну так я лучше тебе все расскажу, чем тебе насплетничают, — проговорила Шона. — Мы были вместе с Дирком Макалистером.

Экономка недоверчиво посмотрела на свою воспитанницу.

— Это правда?

— Да. Он пригласил меня на ланч в отеле, а потом мы поехали на лодке на Пара Мор посмотреть на аварию его шлюпки.

— Но ведь был же страшный шторм.

— Он начался, когда мы уже приплыли к острову. А во время грозы мы укрылись на старой ферме.

Мораг испытующим взглядом посмотрела на ее измятое и запачканное платье, сморщила губы и кивнула:

— Да… На твоем месте я бы не стала ничего рассказывать отцу. Не думаю, что его это обрадует.

Шона долго стояла в душе, словно смывая с себя весь сегодняшний день, затем надела джинсы и свитер и спустилась на кухню, где Мораг уже накрыла на стол. С беспокойством, нетерпением Шона ожидала приезда отца. В какой-то момент девушке стало нестерпимо страшно, и она пожалела, что молния не попала в нее.

Свернувшись калачиком, Шона лежала на диване в библиотеке, когда в десять часов хлопнула входная дверь.

Отложив книгу, она вскочила, подбежала к отцу и поцеловала его в щеку. Его лицо было усталым и хмурым.

— Хочешь виски? — предложила она. — У тебя такой вид, словно тебе именно этого не хватает. Что нового на аукционе?

— Просто трата времени, — резко ответил Рори, — вот я и уехал раньше.

Он плюхнулся в кресло и взял протянутый ею большой стакан виски.

— Спасибо, малышка. Оставь эту бутылку. — Он сделал большой глоток, вздохнул и облизал губы, затем ласково посмотрел на нее. — Ты стала такой красивой. Как бы я хотел, чтобы твоя мать дожила до этого момента и увидела, какая ты взрослая. У тебя мои рыжие волосы, но когда я смотрю в твои глаза, я словно вижу ее. — Он вздохнул, осушил бокал и поставил его, чтобы снова наполнить. — Да, ты единственное, что осталось в моей жизни, ради чего мне хочется жить.

О боже! Ну почему именно сегодня на него накатила сентиментальность?

Шона отвернулась, испугавшись, что он заметит душевную муку на ее лице. Она, его кровь и плоть, предает его. Рори не простит ей этого никогда. Но отступать было некуда.

Проглотив подступивший к горлу комок, она тихо сказала: