Под зелененьким кусточком - Мари Мишель Страница 9

Ваня, отмахнувшись от жены, ушел к себе в комнату, лег на диван и задумался о чем-то постороннем. В женских делах он ничего не понимал и, если понимал бы, не женился бы на Ленке сломя голову, только потому, что она красивая. Тогда ему льстило иметь красавицу-жену, не заглянув в ее кривенькую душу, которая долгое время искусно прятала от него свою сущность.

Дневной свет за окном погас, и включенная настольная лампа отражалась в окне, как в призрачном потустороннем мире. Если он поднимется с дивана, то и сам начнет там отражаться. Его двойник в параллели, вел такую же жизнь, как и он сам, и так же, как и он, был одинок, среди женщин.

К нему постучались.

– Да, кто, открыто! – огласил он.

Дверь отворилась и к нему в комнату вошла забитая, пришибленная дочь. Хмурая, с грустными глазами, она сильно сжала губы.

Ваня приподнялся, присел на край, освобождая рядом с собой место для дочери.

– Садись, посидим, – вежливо разрешил он ей располагаться. – Как твое самочувствие?

– Спасибо, хорошо в целом, иногда тошнит по утрам, – слабо ответила она, вздохнув огорченно.

– Сама то, чего думаешь?

– Аборт, что ж еще, – чувствовалась в ней обреченность.

– В твоем возрасте опасно делать аборт, может грозить бесплодием. Не дай бог, конечно, но и так бывает, – предупредил ее Ваня о последствиях.

Аня подернула плечами в незнании.

– Это я тебе, как врач говорю!

– А как отец? – сразила она отца вопросом на засыпку.

– И как отец, скажу тоже самое, – заверил он ее. – Где парень то твой, отец твоего ребенка, он что думает, что говорит, чем занимается? – десятью вопросами сразу закидал ее отец.

– Учится, работает. Говорит, что ему не нужны дети, что не готов стать отцом и жить нам негде. И пока он не заработает на свою квартиру, он не женится и обзаводиться семьей не собирается.

– Хороший парень, что сказать! – прозвучало в его голосе возмущение. – Анька, дочка, я не буду советовать делать аборт. Я против! Каждая женщина сильна, чтобы вырастить самостоятельно своего ребенка. Буду помогать тебе, чем могу. Остальное сама думай, – серьезно убедил он ее в своей поддержке, и еще добавил бы решающе, «не будь похожей на мать», но умолчал.

– Папа, ну как же мне рожать, мне и самой жить негде, а еще с малышом? С матерью жить в одной комнате невозможно. Она мне говорит: – «перестань сидеть в телефоне, ты мне в лицо светишь!» Приходиться под одеяло прятаться! А сама с подругами до часу ночи треплется, обсуждая поездки по странам. Где она была, где не была, где намеревается быть в скором времени. И так каждый день, папа! Каждый день! Счастье, когда она в тур улетает и освобождает мне от своего присутствия комнату. Короткая передышка. А потом ад начинается снова, когда она домой возвращается, – откровенно выговорилась дочь, о невыносимом существовании в одной комнате с матерью.

Ваня тяжело занемел, повергший в смятение. Он ненароком почувствовал, что гарантировать ей ничего не может, а значит и обещать. И только сейчас понял, насколько несчастна его дочь, выросшая в притворной материнской любви.

Аня заплакала, надрываясь горькими слезами. Иван прижал ее к себе, гладил своими сильными руками по девичьей тоненькой спине. Слова утешения не приходили ему на ум. Рождение, как и смерть лежит в тонкой области, так часто подвластные врачам, но не растерянному отцу.

– Папа, ты мне сможешь дать денег на аборт, – осмелилась спросить дочь, подтирая слезы дрожащими руками.

– Не разговор, Анюсик, конечно? Главное успокойся, выпей валерьянки, постарайся заснуть. Завтра еще раз все взвесь на спокойную голову. Не лети сломя! Но в любом случае, я укорять тебя ни в чем не буду.

– Спасибо пап, за поддержку, так и сделаю, – сдалась Аня, перестав бороться сама с собой, – пойду выпью валерьянки. И уж поднявшись, она подозрительно взглянула отца, пытаясь сообразить почему он в черных очках?

– Не плачь, прошу тебя. Все образумится, – опередил ее Ваня, последним наставлением.

А когда уж дочь направилась на выход, отец остановил ее:

– Ань, подожди минуточку!

– Да, что пап?

– Тонального крема не будет у тебя, или чем вы там лицо мажете? – спросил Иван про замазку для своего тайного фингала.

– Пудра у меня, – замешкалась Аня, – подойдет?

– Подойдет! Положишь мне утром на полочку в ванне?

– Конечно, пап. Лучше сразу положу.

– Спасибо, дочка!

– Пожалуйста, папа, спокойной ночи, тебе!

– Спокойной! – пожелал Ваня и Аня ушла, закрывая за собой дверь.

9

Ночь за окном с синим оттенком, воспламенилась звездами. И луна с тоненькую металлическую спицу замусолилась где-то позади дома, незаметная для всех. По дороге проезжали автомобили, скрипя шинами по асфальту влажному, газовали сцеплением. И в поздний час заскрипели качели, долетая звуком до спящих окон. Ведь вздумалось какому-то полуночнику беззаботно покачаться на них? А у Ивана душа тоже скрипела, противненько, со скрежетом. Ситуация с дочерью перечеркнуло черной гуашью крест-накрест все его отличное настроение. Лично он был «за», чтобы она родила, но на такой шаг она сама должна была решиться. Ей жить дальше, с грузом на душе, или с грузом в коляске. Так и заснул он, каким- то нудным беспокойным сном.

И спал ли, невдомек ему было? Как-так быстро утро наступило… Сон его, как короткая кинопленка, перемотанная моментально, а он, как главный зритель, ничего не запомнил из своего сновидения.

Умывшись, припудрил вокруг своего серо-вдумчивого глаза, да получилось сносно. Неделю – две, он так вынужден будет делать, но ничего, переживет и не такое бывает.

На работе он старался коллегам не попадаться воочию. Осядет синяк, а там пустяки останутся.

Хирург суетливо заскочил к нему перед сменой:

– Полного здравия коллега, что прячешь за очками? Никак фингал? – смекнул Илья Васильевич, разительно прерывая утреннее затишье в кабинете офтальмологии.

– Здравия. Он самый что ни есть!

– Откуда, кто посмел? – полушутливым тоном спросил хирург.

– Честно сказать?

– А то!

– Не помню на кого напоролся, отключился вдрызг, – не кривил душой Ваня, а Илья Васильевич давай издеваться:

– Ну и угораздило. – Давай разыщем и морду набьем им за тебя? – Помощь хирурга не требуется? – Приходи ко мне на прием, если что приму тебя без талона! – глумился коллега с довольный настроением, улыбаясь до ушей и светясь желтоватыми