Пообещай мне счастье - Милли Адамс Страница 9

Олив вовсе не особенная женщина в его жизни. Она просто обманщица. Он не забудет ее предательства. И он сидел там, наблюдая, как из капельницы капля за каплей течет лекарство. Наблюдая, как краска возвращается к ее лицу. Они не разговаривали.

Вошла медсестра и вынула иглу из руки Олив.

- Вам нужна помощь, чтобы донести мисс Монро до машины? - спросила медсестра Гуннара.

- Нет.

Гуннар поднял Олив с кровати, прихватив с собой одеяло. Он ожидал, что эта волевая женщина будет драться, но вместо этого она была подозрительно вялой, и он обнаружил, что ему не нравится ее безынициативность. Гуннар предпочитал, чтобы она выражала недовольство. Он хотел, чтобы она дралась. Но Олив вдруг показалась ему такой измученной. Он понес ее обратно на улицу, к своей машине.

- Мы едем в аэропорт, - сказал Гуннар.

- У меня нет с собой никаких вещей, - ответила Олив. - И кто-то должен покормить мою золотую рыбку.

- У тебя есть золотая рыбка? - Казалось, Олив внезапно воспрянула духом, и Гуннар был рад этому.

- Нет, - сказала она. - Но могла быть.

- Тогда был бы какой-то способ покормить ее через телефонное приложение.

- Телефонное приложение? Иногда ты кажешься столетним стариком.

- Возможно, у меня просто какие-то проблемы с пониманием языка.

Это было не так. Гуннар говорил по-английски с детства. На самом деле он сохранил свой акцент лишь потому, что время от времени это приносило ему пользу. Он говорил на шести языках. Хотя знал, что Олив не отставала от него.

- Ты часто путешествуешь, - заметил Гуннар, - и я полагаю, у тебя все схвачено. Ты явно можешь сорваться в путешествие в любой момент.

Щеки Оливии покраснели, и он увидел, что был прав. Она явно почувствовала раздражение.

- У меня нет времени никуда с тобой ходить. Мне нужно поработать над проектом.

- Но ты же нашла время предать меня.

Гуннар выбрал странное слово - «предать». Они были врагами или скорее соперниками, так что, возможно, Олив вела себя абсолютно предсказуемо. Это было предательством лишь по отношению к тому ее образу, который он для себя придумал. И ему не нравилось ошибаться.

- Я действовала в соответствии со своими деловыми принципами, - сказала Олив, - разве ты не поступил бы так же?

- Я бы не стал. Если бы у меня была склонность к нечестному ведению дел, ты бы уже знала об этом, Олив. Я бы уничтожил тебя таким образом. Но я так не поступил. Потому что я не занимаюсь подобными вещами.

Они молчали всю оставшуюся дорогу до самолета, который ждал их в аэропорту. Гуннар вел все свои дела в крупных городах, но Исландия всегда оставалась его домом. Даже если иногда, когда он дышал слишком глубоко, ему казалось, что в его груди застрял осколок вулканической породы.

Дом, в который он держал путь сейчас, спрятанный в Скалистых горах, прямо над природными горячими источниками, был его единственным убежищем. Он не приводил туда людей. Ни женщины, ни деловые партнеры не бывали в этом уединенном месте. О нем ничего не знали СМИ. И именно это ощущение спокойствия ему нравилось. Идеальное место, где можно спрятать Олив.

Сейчас она сидела в углу лимузина, завернутая в одеяло.

- Тебя вытащить из машины?

- Нет, - сказала она уверенно.

Олив вышла, все еще завернутая в пурпурное одеяло, и, задрав нос, поднялась по ступенькам в самолет, выглядя возмущенной королевой. Гуннар мог бы сказать об Олив только одно: у нее были крепкие нервы. Она устроилась в дальнем углу самолета, на диване в противоположном конце салона от него.

- Перелет не займет много времени, - сказал Гуннар. Взлет был мгновенным, и, как только самолет набрал высоту, Гуннар встал и открыл шкафчик с напитками.

- Хочешь чего-нибудь?

- Очевидно, алкоголь исключен, - сказала она. - Я не понимаю, что ты делаешь.

- Во-первых, независимо от того, кто будущий отец малыша, скажи мне, ребенок тебе нужен? - Гуннар пристально посмотрел на Олив своими пронзительными голубыми глазами.

- Странный вопрос. Любому нормальному человеку хочется детей.

Гуннар не считал образцом своего отца. Сам он не знал, каково это - быть папой. Но он полагал, что дети не должны чувствовать одиночество. Возможно, он не знал, как проявлять любовь или привязанность, но у него были средства заботиться о ребенке.

- Чтобы передать компании. Вот почему у наших отцов были мы, - сказал он, - или, по крайней мере, почему мой отец решил принять участие в моем воспитании.

Казалось, эти слова ранили Олив. Она вздрогнула.

- Я полагаю, что да.

- В любом случае я не позволю моему ребенку остаться без отца. Это не мой путь.

- О, правда? Кто-то раньше уже осчастливил тебя новостью о беременности?

Гуннар проигнорировал это язвительное замечание. Он внимательно посмотрел на Олив. Эта женщина, всегда сильная и властная, сумевшая вставлять палки ему в колеса, сейчас казалась разбитой и беззащитной, хотя и пыталась выглядеть надменной и высокомерной. Что же на самом деле происходило с ней? Гуннару было необходимо понять, что же думает Олив по этому поводу. Все же велика вероятность, что отец все-таки он.

- А как насчет тебя? Ты хочешь ребенка?

Оливия покачала головой. Она еще не успела обдумать этот вопрос. Новость свалилась на нее слишком неожиданно… Но Гуннар прав, времени на то, чтобы определиться, у нее было не так много.

- Я занята. Но у меня много денег, я смогу нанять няню. В остальном я на своем опыте знаю, что обычно детям есть, где проводить время за пределами конференц-залов.

В конце ее голос дрогнул, как будто она услышала произнесенные слова и поняла, на что обрекает ребенка: на повторение их собственного детства. Долгое время никто из них не произносил ни слова, но они смотрели друг на друга, и Гуннар чувствовал нечто общее между ними.

По большей части Гуннар не чувствовал себя связанным ни с кем и ни с чем. Он разрушил счастливый дом, который у него когда-то был, своими неразумными детскими требованиями воссоединиться с отцом, который совсем его не любил. Он прервал эту связь.

Они долго не разговаривали. И Гуннара молчание совершенно устраивало. Он все еще кипел гневом и не мог понять, что же чувствует по отношению к Олив. Он решил погубить