Кейт Вудсток - Поцелуй на ночь Страница 9

– Вы романтичны. Это хорошо.

– Почему?

– Романтик не может быстро опомниться и вызвать полицию. А мне нужно время на сборы.

Дженна заерзала, одновременно стараясь не потревожить маленького песика.

– Вы… вам есть, куда… то есть… Что я говорю. Конечно, нет.

– Не надо слез. Мы все знали, что когда-нибудь этот день настанет. Правда, была надежда, что Джим предупредит заранее, и мы сможем подготовиться морально – да, Малыш?

– Слушайте, мистер Бартон…

– С удовольствием, потому что у меня устал язык. Честно говоря, я столько не разговаривал уже лет десять.

– Я говорю, вам ведь некуда идти, а вашим собакам… некоторым нужно нормальное помещение и вообще…

В темных глазах Хита Бартона мелькнула тревога.

– Вы только не думайте, что я хотел вас разжалобить. Мы отлично прожили эти годы, и я уверен, что все будет отлично и дальше.

– Короче говоря… Оставайтесь!

– ЧТО?!

– Оставайтесь здесь. Уж во всяком случае – сегодня. Да и завтра тоже – потому что за один день вы себе квартиру не найдете.

– Мисс Фарроуз…

Дженна осторожно перенесла спящего Люка на соседний стул и встала. Одернула безнадежно смявшуюся юбку. В голосе зазвучали привычные начальственные нотки.

– Это не благотворительность и не сентиментальность. Я вовсе не собираюсь оставлять вас тут навсегда, но искать квартиру, таская за собой полтора десятка собак, просто глупо. Завтра вы отправитесь на поиски квартиры, а собаки останутся здесь.

– А если я и завтра не найду…

– А я не вижу повода, почему бы вам этого не сделать. Оденетесь поприличнее, я заплачу вам обещанный гонорар…

– Что ж это такое! Неужели я так плохо выгляжу, что все норовят дать мне денег? Джим, теперь вы…

– Скажем так, я выплачу вам то, что обещал мистер Спенсер. С самим мистером Спенсером я разберусь позднее.

– Ох, боюсь, дело кончится цементом и коротким всплеском волн где-нибудь у отдаленного причала…

– С вашего позволения, я пойду. Хочу попробовать все-таки отдохнуть. До завтра, мистер Бартон.

– До завтра, красавица.

– Что?!

– Вы красивая, это чистая правда. Одно из моих положительных качеств – я жутко правдив.

– И жутко нахальны.

– Как все цыгане.

– Спокойной ночи.

– Услышите шум – не волнуйтесь.

– Это с пятнадцатью-то собаками? Разумеется, не буду.

– Спокойной ночи.

– Я помню.

Дженна сидела у себя в спальне, накинув халат на голое тело и лениво размазывая крем под глазами. Зеркало прямо перед ней сияло самой настоящей рампой, батарея баночек, флаконов и тюбиков выстроилась в предвкушении битвы за молодость и красоту – но Дженна Фарроуз унеслась мыслями далеко-далеко. В детство. В юность. В те дни, когда все было иначе…

У нее никогда не было собаки. Родители не запрещали, нет, но у мамы была сильнейшая аллергия на собачью шерсть, и маленькая Дженна все прекрасно понимала: не о чем грустить, если не можешь ничего изменить.

Между тем, собак она очень любила. Со временем, прочитав множество книг, она была потрясена тем обстоятельством, что ученые мужи – ветеринары, биологи и писатели – искренне считали, будто собаки понимают только человеческие интонации, а не слова, не имеют абстрактного мышления и видят лишь силуэты, но не людей и предметы.

Мастер Джейк, большой и до ужаса грязный белый пес, живший на задворках закусочной Тарлоу, встречал ее из школы и провожал домой. Когда она разбила коленку, упав с велосипеда, он вылизал ее ссадину, а потом ходил за ней, как пришитый, отгоняя мальчишек, дразнивших ее Хромоножкой.

Дезире, толстая и довольная жизнью пекинесиха, обожала, когда Дженна называла ее «душенькой», вертелась юлой, виляла хвостом и разговаривала, повизгивая на разные голоса.

Ленц, тощий и печальный спаниель их соседки, миссис Картрайт, любил смотреть телевизор, передачи про животных. Садился перед самым экраном и внимательно следил за перемещениями, например, африканских львов.

В особо напряженных случаях – тихонько, но грозно рычал.

Дженна дружила со всеми, с удовольствием гуляла с ними, заменяя хозяев, и страшно рыдала, когда кто-то из ее знакомых собак умирал. К мысли, что собаку она не заведет никогда, Дженна привыкла, смирилась с ней…

А сейчас у нее сразу пятнадцать собак!

Собственно, они не у нее, они у мистера Бартона, но ведь живут-то они все в ее доме? Включая мистера Бартона.

Правда, дом не совсем уж ее – наполовину он принадлежит Итану Тонбриджу, ее жениху, но… Кстати, а ведь она понятия не имеет, как Итан относится к зверью. И вообще… Про Итана она знает крайне мало, если уж разбираться в этом вопросе…

Мистер Бартон… Хит… Какая потрясающая история жизни! Можно написать книгу.

Как спокойно он рассказывал о годах, проведенных не просто в трудных – в ужасающе трудных условиях! В семнадцать лет стать убийцей, потом несколько лет отдать армии, вернуться – и посвятить себя бездомным животным, посвятить до такой степени, что самому превратиться в бездомного!

Дженна зябко передернула плечами под тонкой шелковой тканью. Она вдруг представила себе – нет, не лето и не весну, а самую середину промозглого февраля, когда дует пронзительный ветер и с неба сыплется ледяная каша – дождь вперемешку со снегом. Каждая улица, каждый переулок становятся маленькой моделью аэродинамической трубы. Нестерпимо холодно. На мокрую шерсть налипает грязь, и любой прохожий сторонится чумазой дворняги, а уж если этих дворняг полтора десятка…

Чем болен Малыш? Красивый пес, совсем молодой. Конечно, держать такого в небольшой городской квартире – чистое безумие, но если уж так вышло…

Дженна нахмурилась. Выбросить собаку… Ударить ребенка… Немыслимо!

Она встала, запахнулась в халат, подошла к окну. Над Лонг-Айлендом висела громадная золотистая луна. Полной она будет через пару дней, но и сейчас зрелище впечатляет. Площадка перед домом вся залита призрачным светом, и в потоках расплавленного серебра… Дженна невольно отступила вбок, под прикрытие шторы, вцепилась пальцами в раму.

Хит Бартон передвигался по площадке для игры в мяч. Или не передвигался, а танцевал. Или плыл в лунном свете.

Он был обнажен до пояса, и лунное серебро беспощадно и с завистью высвечивало идеальный рельеф великолепной мускулатуры. Мощные бицепсы, широкие плечи, крепкая грудь, сплошь расписанная разводами татуировки. Узкая талия, крепкие ноги. И удивительно, неправдоподобно красивые руки с длинными пальцами. Руки пианиста. Руки врача.

Он выполнял какой-то комплекс упражнений, возможно, что-то из восточных единоборств. Немыслимые растяжки чередовались с грациозными, почти балетными стойками.